Жизнь и смерть в Средние века. Очерки демографической истории Франции

Иное дело — оценка минимально возможной продолжительности жизни взрослых или же оценка максимальной частоты смерти взрослых в том или ином возрастном классе. Наметить эти оценки позволяет конкретное изучение упоминаний о том или ином форезском дворянине, собранных в издании Э. Перруа. Рассматривая данные источников об имущественных сделках отдельных дворян, о спорах между ними, о принесении ими клятвы верности тому или иному суверену, об их выступлении в качестве свидетелей, поручителей, завещателей и т. п., нетрудно выделить основополагающие вехи их curriculum vitae. В первую очередь для нас важны сведения об обстоятельствах их первого и последнего появления в источниках. Анализируя семейное положение, социальный статус, характер документа, в котором впервые упоминается тот или другой из индивидов, фигурирующих в генеалогической сводке Э. Перруа, можно даже при отсутствии указаний на время его рождения приблизительно оценить его минимальный возраст. Определить время смерти при отсутствии прямых упоминаний о ней невозможно. Однако, если ограничиваться поиском минимальной продолжительности жизни (или же максимальной частоты смерти), можно условно удовлетвориться датой последнего упоминания того или иного дворянина в источниках.

Соответственно сказанному условимся, что (подобно тому, как оценивался выше возраст участников Четвертого крестового похода) в случаях, когда при первом упоминании форезский дворянин фигурирует в качестве рядового участника (или свидетеля) имущественной сделки, его возраст — 15 лет; аналогичным образом будем считать лицо, названное при первом упоминании «рыцарем», имеющим от роду 15 лет, если дело происходит до 1350 г., и 20 лет — после 1350 г.; женатый дворянин до 1350 г. считается при первом упоминании 20-летним, после 1350 г. — 24-летним; замужняя женщина признается при первом упоминании 15-летней, вдова (при первом упоминании) — 20-летней; епископ, аббат, приор, шателен, дуайен, прево при первом упоминании считается 25-летним, священник или же приближенный графа — 20-летним, «ребенок» — 5-летним. Все эти условные определения возраста первого упоминания в общем «омолаживают» фигурирующих в генеалогии дворян: ведь далеко не все они начинали участвовать в сделках и выступать свидетелями сразу же после наступления совершеннолетия, не все вступали в брак (или получали рыцарское звание) сразу же после наступления принятого для этого возраста, не все епископы, аббаты, шателены имели при первом упоминании лишь 25 лет и т. д. Кроме того, вполне возможно, что известные нам «первые» упоминания в источниках в действительности были далеко не первыми.

Сознательно «омолаживая» форезских дворян, мы избегаем наиболее опасного для нас искусственного завышения продолжительности их жизни. Этому же помогает то обстоятельство, что в тех случаях, когда дата реальной смерти дворян остается неизвестной, мы считаем таковой дату их последнего упоминания в источнике, хотя, несомненно, многие из них, особенно более молодые, могли жить еще достаточно долго[636]. В результате мы неизбежно преувеличиваем частоту смерти в более молодых возрастах; преувеличиваем мы ее и для старших возрастов, хотя, видимо, менее существенно. В любом случае наши данные будут характеризовать заведомо преуменьшенную продолжительность жизни и заведомо преувеличенную частоту смертей.

Для определения абсолютной продолжительности жизни и абсолютного уровня смертности вся эта методика непригодна. Зато она позволяет решить другую немаловажную задачу — сопоставить эти показатели для разных исторических периодов — до чумного — с конца XII до середины XIV в. — и для кризисного: с середины XIV в. до конца XV в. Тем самым создается возможность уяснить тенденцию в изменении возраста смертности в течение этих двух периодов.

Результаты проделанных подсчетов обобщены в табл. 4.6. Судя по ним, частоты смерти в разных возрастах изменяются весьма значительно. До середины XIV в. смерть после 40 лет составляла немногим более половины всех случаев смерти взрослых (55,7 %), а смерть взрослых в более молодом возрасте, соответственно, составляла несколько менее половины всех случаев. В следующем периоде картина оказывается обратной: смерти молодых (до 40 лет) составляют около четверти всех смертей взрослых (27,6 %), тогда как смерть в старших возрастах (после 40 лет) достигает трех четвертей от общего числа. Нетрудно заметить, что эти данные решительно противоречат тезисам Ж. Минуа о большей уязвимости «молодых взрослых» в период чумных эпидемий во второй половине XIV и XV вв. и об изменении их численного соотношения со стариками в пользу этих последних[637]. Несмотря на то что наши подсчеты показывают заведомо преувеличенную частоту смерти в возрасте до 40 лет, она оказывается несравненно меньшей, чем в старших возрастах. Идея «вымывания» молодых взрослых в XIV–XV вв. форезскими данными опровергается.