Жизнь и судьба Федора Соймонова

«Понеже Верховный тайный совет состоит не для какой особенной того собрания власти, точию для лучшей государственной пользы и управления в помощь их императорских величеств, а впредь, ежели кого из того собрания смерть пресечет или каким случаем отлучен будет, то на те упалые места выбирать кандидатов Верховному Тайному Совету обще с Сенатом и для апробации представлять Ея Императорскому Величеству из первых фамилий, из генералитета и из шляхетства людей верных и обществу народному доброжелательных (не вспоминая об иноземцах). И смотреть того, дабы в таком первом собрании одной фамилии больше двух персон умножено не было; и должны рассуждать, что не персоны управляют закон, но закон управляет персонами, и не рассуждать ни о фамилиях, ниже о каких опасностях, только искать общей пользы без всякой страсти, памятуя всякому суд вышний. Буде же когда случится какое государственное новое и важное дело, то для онаго в Верховный Тайный Совет имеют для совету и рассуждения собраны быть — Сенат, генералитет, коллежские члены и знатное шляхетство».

Ну что ж, это было уже многообещающее начало, вполне способное если не обратить к Верховному совету сразу же сердца всех, то, по крайней мере, приостановить процесс отлива сторонников. А там, глядишь, еще немного, и власть была бы удержана... Но было поздно. Сделай то же самое «верховники» раньше — все могло бы, может быть, измениться. А теперь уже все шляхетство было охвачено зудом комбинирования и политической игры.

Дворяне открыто на своих сходках говорили о том, чтобы князю Алексею Григорьевичу Долгорукому вообще было запрещено находиться в каком бы то ни было высшем правительственном учреждении. Против него особенно были настроены практически все. Не придумав лучшего, князь Алексей Григорьевич уехал из Москвы в свое имение Горенки, дав повод для радости тем, кто видел в этом его предварительную ссылку.

Оставалось последнее средство. Средство отчаяния в сложившейся ситуации — государственный переворот. И Василий Лукич решается на него. В программу входили аресты наиболее видных сторонников самодержавия. В их число входили: граф Головкин, барон Остерман и князья Черкасский и Барятинский. Были в том списке, разумеется, и другие фамилии.

О заговоре узнал через своих шпионов все тот же Остерман. И нашел способ сообщить императрице, торопя ее объявить о своем самодержавстве. Анна колебалась. Она хотела сделать это в день коронации, в апреле. Но последние события должны были подтолкнуть и ее. В такой напряженной обстановке подошел решительный день. Было это 25 февраля 1730 года...

11

На Благовещение Пресвятыя Богородицы — февраля 25-го дня[29], 1730 года с раннего утра стало собираться в Кремль московское шляхетство. Сходились поодиночке, как было уговорено, но в приемных палатах объединялись, сбивались в компании. Дворец был оцеплен войсками. Начальнику дневного караула капитану Альбрехту во внутренних покоях сама императрица приказала слушаться только майора гвардии Семена Салтыкова. Именно его ныне назначили командиром над всеми дворцовыми караулами вместо князя Василия Лукича Долгорукого. А в Мастерской палате, не ведая о приготовлениях, заседал Верховный тайный совет в полном составе. Даже князь Алексей Григорьевич Долгорукий приехал из Горенок. Речь шла о дне коронации и его подробностях. Потом, как написано то в «Черновом журнале Верховного Тайного Совета», присутствующие «имели секретные разговоры»...

К тому времени человек до ста пятидесяти из высших военных объединились во главе с генерал-лейтенантом и майором гвардии князем Юсуповым, генерал-лейтенантом Чернышевым и князем Черкасским и потребовали от Верховного совета, чтобы их выслушали. Из залы заседаний вышел Василий Лукич. Ему вручили бумагу с изложением наново написанных претензий. Долгорукий взял челобитную и огласил ее своим сотоварищам в Совете. Испуганные происходящим, члены Верховного совета объявили полную готовность удовлетворить все имеющиеся пожелания. Однако это, естественно, челобитчиков не остановило. Они высказали желание передать прошение свое лично государыне. А шляхетство все прибывало и прибывало во дворец. Некоторые современники пишут, что собралось уже сот до восьми. Бессильные что-либо предпринять «верховники» пропустили троих выборных к императрице. Та приняла их милостиво, обещала исполнить все по их желанию и выразила надежду, что между шляхетством и Верховным советом установится полное согласие. Несмотря на принятые меры предосторожности, Анна замирала от страха, наблюдая за тем, как в покои набивается все больше народа, как оттесняют караульных, как жмется к стенке Верховный совет. Правда, она была в общих чертах предупреждена и ждала, что будут провозглашать самодержавие. Но то, что случилось, оказалось полной неожиданностью. За князем Черкасским, вручившим челобитную, вперед протиснулся Василий Никитич Татищев, который начал читать ее вслух: