Жизнь и судьба Федора Соймонова

— «Всепресветлейшая всемилостивейшая Государыня Императрица! Хотя волею Всевышняго Царя, согласным соизволением всего народа единодушно Ваше Величество на престол Империи Российской возведена, Ваше же Величество Императорское, в показание высокой Вашей ко всему Государству милости, изволили представленные от Верховнаго Совета пункты подписать, за которое Ваше милостивое намерение всенижайше рабски благодарствуем, и не токмо мы, но и вечно наследники наши имени Вашему бессмертное благодарение и почитание воздавать сердцем и устами причину имеют; однакоже, Всемилостивейшая Государыня, в некоторых обстоятельствах тех пунктов находятся сумнительства такия, что большая часть народа состоит в страхе предбудущаго беспокойства, из котораго только неприятелям Отечества нашего польза быть может, и хотя мы за благорассудным рассмотрением, написав на оные наше мнение, с подобающею честию и смирением Верховному Тайному Совету представили, прося, чтобы изволили для пользы и спокойствия всего Государства по оному, ако по большему числу голосов, безопасную Правления Государственного форму учредить, однакоже, Всемилостивейшая Государыня, они еще о том не рассудили, а от многих и мнений подписанных не принято, а объявлено, что того без воли Вашего Императорского Величества учинить невозможно.

Мы же, ведая Вашего Императорского Величества природное человеколюбие и склонность к показанию всему Империю милости, всепокорно нижайше Вашего Величества просим, дабы Всемилостивейше по поданным от нас и прочих мнениям соизволили собраться всему генералитету, офицерам и шляхетству по одному или по два от фамилий рассмотреть и все обстоятельства исследовать, согласным мнением по большим голосам форму Правления Государственнаго сочинить и Вашему Величеству ко утверждению представить. Напротив же тому всепокорно нижайше желаем и обещаем всякую верность и надлежащую пользу персоне Вашего Величества изыскивать и яко сущую всего Отечества мать почитать и прославлять во веки бессмертные будем. И хотя к сему прошению не многие подписались, понеже собою собраться для подписи опасны, а согласуют большая часть, чему свидетельствуют подписанные от многих мнения, о которых выше показано, что иные еще не принятых».

Далее на листе стояли восемьдесят семь подписей... Анна смутилась. Она ждала изъявления желания самодержавства, а вместо того опять просьба обсудить кондиции и шляхетские проекты с выборными? Глаза ее растерянно перебегали с одного челобитчика на другого. Она даже вопросительно глянула на Василия Лукича, но тот был сам сражен неожиданностью. Несколько секунд в палате царило молчание, прерываемое лишь тяжелым дыханием напряженной толпы. Затем князь Юсупов сказал:

— Снисходительность нашей всемилостивейшей государыни и обращение ея с подданными заслуживает с нашей стороны искренней признательности...

На что генерал Чернышев тут же добавил:

— Не можно нам лучше возблагодарить ея величество за все милости к народу, как возвративши ей похищенное у нея, то есть самодержавную власть, которой пользовались все ея предки.

И тогда князь Черкасский и граф Головкин едва ли не в один голос воскликнули:

— Да здравствует наша самодержавная государыня Анна Иоанновна!

Собравшиеся зашумели, пришли в движение. В разных концах послышались голоса, утверждавшие, что шляхетство требует обсуждения порядка государственного устройства по челобитной. Но эти голоса перекрывались криками гвардейских офицеров, требовавших восстановления самодержавия. Кое-где уже вытаскивали палаши из ножен. Наконец сквозь общий гам пробился голос Василия Лукича Долгорукого, призывавшего собрание к спокойствию. Лицо его было красно, руки дрожали. Он почти кричал князю Черкасскому, выделив его как главу всех собравшихся:

— Тебе кто позволил, князь, присваивать себе право законодателя?..

Алексей Михайлович Черкасский отшатнулся, однако, преодолев природную робость свою, отвечал твердо:

— Делаю сие потому, что ея величество государыня вовлечена вами в обман... Вы уверили ея, что кондиции, подписанные ею в Митаве, составлены от всех чинов государства. Но сие истине противно! Мы и не ведали о их составлении...

Собравшиеся снова зашумели. Перекрикивая голоса, Василий Лукич предложил императрице удалиться в кабинет, чтобы там спокойно обсудить шляхетскую челобитную. Естественно, что в обсуждении должны были принять участие и члены Верховного совета. Туго соображавшая Анна уже поворотилась было, когда к ней подскочила герцогиня Мекленбургская с пером и чернильницей в руках. Пронзительный голос ее прозвучал отчетливо среди общего шума мужских басов:

— Не время рассуждать теперь, сестрица, да раздумывать долго. Вот перо, подписывай скорея... Я отвечаю за сие. И ежели нам придется жизнью заплатить, то я первая приму смерть!