Жизнь и судьба Федора Соймонова

И Анна... подписала. Она начертала на челобитной «учинить по сему». Наученная Андреем Ивановичем Остерманом, она сказала, что хотела бы нынче же узнать результаты совещаний шляхетства по поводу поданной ей челобитной. Подсказав таким образом подданным своим, чего может желать императрица. Караульные распахнули двери соседней залы, и разгоряченное шляхетство отправилось заседать. Ах, какой это был мудрый ход! Никого из собравшихся не выпустили из дворца, предоставив им возможность вариться в котле собственных противоречий без посторонней помощи.

Затем, не менее дипломатично, императрица пригласила членов Верховного тайного совета с нею отобедать. Таким образом, и эта группа оказалась не без присмотра.

Трудно сказать сегодня, какой бы оборот приняли события, не прими Анна Иоанновна этих мер предосторожности. Предоставленные самим себе, получив свободу выбора, без подсказки, русские дворяне оказались не в состоянии столковаться. Они не были готовы к тем демократическим преобразованиям, которые обещало им ограничение монархии. Всякий новый порядок должен быть подготовлен. И даже такие незначительные изменения в верховной власти, какие предлагались кондициями, даже с компромиссными поправками проектов, многим казались страшными.

В аудиенц-зале, где остались гвардейские офицеры, продолжались шум и крики. Большинство оставшихся здесь были сторонниками восстановления самодержавия. Офицеры обнажили шпаги, выкрикивали здравицы самодержавной императрице Анне Иоанновне. Все это не могло не влиять на настроение тех, кто совещался за закрытыми дверьми большого зала.

В четвертом часу пополудни предводительствуемое князем Трубецким шляхетство снова вошло в аудиенц-зал. Пришла туда после обеда и Анна с «верховниками». Старик Трубецкой, по причине сильнейшего заикания, никак не мог начать чтение и передал бумагу автору, которым являлся князь Антиох Кантемир.

— «Всепресветлейшая, Державнейшая Великая Государыня Императрица Анна Иоанновна, Самодержица Всероссийская!.. — нараспев красивым голосом читал Кантемир новую челобитную. — Усердие верных подданных, которое от нас должность наша требует, побуждает нас по возможности нашей не показаться неблагодарными; для того в знак нашего благодарства всеподданнейше приносим и всепокорно просим всемилостивейше принять Самодержавство таково, каково Ваши достохвальные предки имели, а присланные к Вашему Императорскому Величеству от Верховного Совета и подписанные Вашего Величества рукою пункты уничтожить...»

Далее перечислялись просьбы уничтожить Верховный тайный совет и вместо него и Сената учредить один правительствующий Сенат с двадцатью одною персоною в качестве членов. А также просьба о выборах баллотированием в оный Сенат и в губернаторы и в президенты от шляхетства. Это был полный отказ от каких бы то ни было новшеств. Увы, русское дворянство оказалось к конституции неподготовленным. И, как будет еще не раз, русский правящий класс выступил с позиций консерватизма, властно потянув телегу государственного устройства по прежней колее. Восстановив самодержавие и трижды прокричав «виват», дворяне не заметили, как одновременно восстановили и тот тяжкий гнет полного бесправия, в котором находились раньше перед властью и от которого, может быть, могли бы именно теперь избавиться.

— Мое постоянное намерение было управлять моими подданными мирно и справедливо, — заявила в ответ Анна, — но поскольку я подписала известные пункты, то должна знать, согласны ли члены Верховного тайного совета, чтобы я приняла предлагаемое мне моим народом?!

Глаза всех присутствующих обратились к «верховникам». И трудно поручиться за то, что их не выкинули бы из окон, если бы они молча не наклонили головы в знак согласия.

Секретарь кабинета статский советник Маслов поднес Анне подписанные ею в Митаве бумаги. «И те пункты Ея Величество при всем народе изволила, приняв, изодрать».

Так была уничтожена «затейка верховников» и восстановлено самодержавие в России. В тот же день началась бурная раздача милостей. Во дворец прямо из тюрьмы явился освобожденный Ягужинский и со слезами на глазах, пав на колени, принял из рук государыни шпагу и орден. На другой день была назначена новая присяга и великолепная иллюминация. К сожалению, свет тысяч и тысяч огоньков не смог затмить зловещего блеска северного сияния, разлившегося по всему небу так, что горизонт казался залит кровью.

«Это явление природы, — пишет Манштейн, — произвело такое впечатление на суеверный народ, что все были приведены в ужас и впоследствии русские говорили, что предзнаменование это было слишком оправдано теми потоками крови, которые Бирон проливал в стране».

Говаривали также, будто вечером в кругу семьи князь Дмитрий Михайлович Голицын сказал перед сном: «Пир был готов, но гости оказались недостойны его. Я знаю, что буду его жертвою! Так и быть, я пострадаю за отечество; я уже близок к концу моего жизненного поприща, но те, которые заставляют меня плакать ныне, будут проливать слезы долее меня!»