Жизнь и судьба прапорщика русской армии

Николай Игнатьевич Лоза, усталый и опустошенный от всей этой человеческой мясорубки, решил добираться в Полтавскую губернию на свой родной хутор Базилевщина. Николая трудно было узнать, так он изменился. Щеки впали, лицо обросло щетиной, и только пристальный взгляд темных карих глаз остался прежним. Перед отъездом Николай раздобыл документы на проезд, свои подлинные документы зашил за подкладку белой от стирок гимнастерки. Отдельно спрятал деньги – среди которых было несколько синих банкнот с портретом Николая I, достоинством в 50 рублей, бледно-зеленые думские купюры, на которых красовалась «ощипанная курица» – как называли в народе лишившегося корон двуглавого орла на гербе Российской республики, рисунок которого разработал художник Билибин, по 50 рублей и длинная лента коричневых двадцатирублевых бумажек – керенок.

«На первое время хватит, – думал Николай, – а дальше заработаю».

Он натянул залоснившиеся до блеска брюки, переобулся в изрядно растоптанные солдатские сапоги и потертую солдатскую шинель, на голову надвинул солдатскую папаху. Внешне он ничем особенным не отличался от окружающих, но глубоко за поясом у него был спрятан его боевой револьвер системы «Наган».

Лютой поздней осенью 1917 года, выстояв на перроне холодную промозглую ночь, Николай Лоза наконец уместился на лавке забитого людьми, в основном солдатами-дезертирам, поезда на Киев. Паровоз тяжело попятился, словно беря разгон для долгой дороги, просипев гудком, махнув кривошипами, дернувшись вагонами и звякнув буферами, двинулся на юг.

Застучали колеса, увозя Лозу от Москвы, все дальше и дальше…

Перед глазами проносились замерзшие, скованные холодом и голодом, занесенные снегом полустанки.

Впереди была долгая, долгая дорога… Россия без конца и края…

Глава 5

Кровавое время, 1918 год

«Велик был год и страшен год по Рождестве Христовом 1918, от начала революции второй», – так начинает свой роман «Белая гвардия» Михаил Булгаков не случайно. Действительно, тот год был для России и ее граждан страшен.

После первой русской революции Павел Александрович Флоренский, ученый, богослов, философ, словно предчувствуя и предвидя это, предупреждал Россию:

«Волны крови затопляют Родину. Тысячами гибнут сыны ее – их расстреливают, переполняют тюрьмы. Вернулись времена безбожного царя Иоанна. Избиваются мирные крестьяне. Женщин и детей и то не щадят, издеваются в безумном озверении…

И мы молчим, все молчим, все умываем руки – не водой уже, как Пилат, а кровью» (Кудряшов К. Русский Леонардо // Аргументы и факты. №3. 2017).

У власти стали голытьба и уголовники. Поджоги, самосуды, творимые мерзавцами, прикрывавшимися гневом народа, прокатились по всей России восемнадцатого года. Кощунственно звучали слова: «о широте пути народа». Человеческая неволя каждого, когда, не считаясь с личным выбором и взглядами, пролитая в гражданской войне родная кровь по неясным законам чувства вины, страха и инстинкта самосохранения, подавляя личность, привела народ к жуткому кровопролитию, отчаянию и горю…

Сегодня кажется потерянной правда о кошмарном 1918 годе, о начальной причине взрыва народного гнева, поведшего его в огонь революций – то, что назвал свидетель всего происходящего в России Александр Блок: «Социальное неравенство». Он писал: «Знание о социальном неравенстве – это знание высокое, холодное и гневное».

Как случилось, что так просто отказалась от Бога страна религиозная, традиционная, крестьянская, которая, казалось бы, была православной «до мозга костей»?.. Откуда возникла эта звериная жестокость, в результате которой потекли реки крови? «Богоизбранный народ» в одночасье превратился в зверей и с удовольствием рушил церкви…Нет, не в одночасье – все это давно вызревало и должно было прорваться, рано или поздно.

Да, в 1917 году в России выплеснулась многовековая обида народа на власть, и большевики этим воспользовались! А дальше…

Уже в январе 1918 года Патриарх русской православной церкви Тихон (Белавин) предал анафеме советскую власть за страшные, кровавые злодеяния, творимые большевиками по всей стране после прихода к власти. В своем послании он говорил:

«Забыты и попраны заповеди Христовы о любви к ближним, ежедневно доходят до нас известия о ужасных и зверских избиениях… Все сие вынуждает нас обратиться к таковым извергам рода человеческого с грозным словом обличения… Опомнитесь, безумцы, прекратите ваши кровавые расправы. Ведь то, что вы творите, не только жестокое дело: то поистине дело сатанинское, за которое подлежите вы огню геенному в будущей – загробной, и страшному проклятию в жизни настоящей, земной.

Власть, данной нам от Бога, запрещаем вам приступать к Тайнам Христовым, анафемствуем вам…»

(«Документы Поместного собора 1918 года». Брюссель, 1932)