В последний день Николай почти ничего не ел. Но все когда-то кончается. Кончилась и эта кошмарная зимняя дорога, через полстраны от Москвы до Полтавы, а потом до Хорола. Состав остановился. Николая пошатывало от многодневной вагонной тряски… С громко бьющимся сердцем он ступил на родную землю – скользкую, замусоренную и заплеванную ледяную корку перрона.
«Слава Богу, я добрался», – благодарил Господа Николай.
С неба валил снег, который метель завивала в тугие кольца. Напротив виднелось обшарпанное здание Хорольского вокзала. На перроне толпились оборванные люди, серые солдатские шинели, нищие… Мрачно смотрел Николай Лоза на здание Хорольского вокзала. Какие-то горькие предчувствия одолевали его, но он усилием воли отбросил их…
Метель несколько улеглась, мороз крепчал, и надо было быстрее найти возницу, чтобы добраться к себе на хутор. От станции Хорол до хутора Базилевщина Лоза тащился по ухабистой степной дороге, в которой трудно было узнать старинный наезженный тракт, в промерзлых розвальнях, запряженных бокастой лошаденкой, обросшей сизой изморозью и скользившей копытами по комьям льда и снега. Резкие порывы ледяного зимнего ветра сыпали в лицо колючий снег и сбивали Николаю дыхание…
Мороз стоял страшный, когда 23 декабря 1917 года темным ветреным вечером, в канун Рождества Николай Игнатьевич Лоза переступил порог отчего дома, второй раз за два с лишним года. Наконец-то он дома…
…Матушка накрыла на стол. Снедь была скромная, но праздничная…
Отец разлил самогонку по рюмкам. Чокнулись стекло о стекло…
– С возвращением, Николай, – произнес отец.
Николай закусил хлебом.
– Я вернулся, отец, – сказал он, – вернулся живой! Вы все живы, слава Богу! А там, кругом предательство и в Петрограде, и в Москве.
После выпитого Николай быстро согрелся… Руки и ноги проняла дрожь:
– Пропади она пропадом, эта революция!
Да, нынешнее его возвращение, а вернее бегство из Москвы, сильно отличалось от его краткосрочного офицерского отпуска в отчий дом на Пасху в апреле 1917 года!
Младший брат Николая, Лоза Карп Игнатьевич в своих рукописных воспоминаниях писал: «В конце декабря месяца 1917 года возвратился из армии брат Николай. Не помню, при каких обстоятельствах он оставил армию, но точно помню, что в начале 1917 года он служил в интендантстве по снабжению армии фуражом. Прибыл домой в канун Рождественских праздников, без погон и другой надлежащей амуниции с одним револьвером системы «Наган». Со слезами радости мы все встретили его прибытие. Я был в восторге. Очень любил и уважал его. Он был мне не только братом, но и другом. Ведь мы росли вместе. Шестнадцать лет спали в одной комнате, делили все детские, отроческие и юношеские радости и огорчения. Такая привязанность и любовь к нему усиливалась еще и от того, что он уже взрослый, офицер и отсутствовал дома более двух лет.
Мы дни и ночи не расставались. Все говорили и говорили. Вместе управлялись по хозяйству, по уходу за скотиной и прочее… Вечером опять вместе. Он рассказывал о своей службе, я о своей учебе, о происходивших и происходящих событиях».
Николай вернулся домой на хутор, в деревенскую глушь, подальше от людей, поближе к матери-природе… Однако и в деревне было неспокойно. Крестьяне глухо волновались, громили зажиточные имения, рубили чужой лес, делили чужой скот, передирались между собой.
Карп, как мог, рассказал Николаю о событиях, произошедших на Украине после октябрьских событий, когда власть в Петрограде взяли большевики.
В начале ноября 1917 года III Универсал Центральной Рады провозгласил Украину в границах: Киевской, Черниговской, Волынской, Подольской, Полтавской, Харьковской, Екатеринославской, Херсонской и Таврической губернии (без Крыма). Эти земли Украинская народная республика признала своими.
В условиях противостояния большевикам в Киеве насильственно начали проводить украинизацию, выразившуюся в ведении украинского языка в официальный документооборот. Население смеялось: «Украинский язык, с которым впоследствии немного свыклись, вызывал аффектированные насмешки, никто не собирался учиться этому языку». Эмблему на «жовто-блакитном» знамени – «трезубэц», шутники называли «комбинацией из трех пальцев». А сам «жовто-блакитный» (желто-голубой) флаг Украины – это просто кусок шведского флага, который цепляли на одежду бойцам предателя Мазепы, чтобы отличать их. Но в Киеве не унимались. В середине ноября 1917 года националисты принялись разоружать неукраинские воинские части и высылать солдат на восток.
В декабре 1917 года большевистское правительство России признало право Украины на независимость, но отрицало право Центральной Рады представлять украинский народ.
Нужно сказать, что большевики, чтобы удержаться у власти, подкупали окраины Российской империи тем, что всем обещали собственные государства, в том числе и Украине. Поэтому все, что происходило после «развала СССР» – образование новых стран из бывших республик, было следствием той большевистской политики.
Декабрь бесновался злым ветром, поднимавшим в степи метель и сильным морозом…