Жизнь и свобода. Автобиография экс-президента Армении и Карабаха

Мы с Алиевым приняли взаимное решение не препятствовать работе журналистов. Принимали группы, организовывали для них поездки по стране, однажды даже возили в Карабах. Я хотел, чтобы наши народы получили возможность знать правду о том, что происходит по соседству, без агитации и пропаганды. Наши спортсмены начали встречаться на международных соревнованиях в Баку и Ереване – вопрос об их участии не вызывал запретов ни с нашей, ни с азербайджанской стороны.

Общались мы с Алиевым легко, он обладал быстрой реакцией и незаурядным чувством юмора. Как-то на одном из больших официальных приемов в США я увидел Алиева с дочерью и подошел к ним поздороваться. Мы обменялись рукопожатием, и тут он поворачивается к дочери: «Знакомься, это президент Армении Роберт Кочарян, – делает короткую паузу и с улыбкой добавляет: – Тот самый, кто захватил наши земли и не хочет отдавать». Это было настолько неожиданно, что я с трудом отшутился. А однажды в Киеве, сразу после саммита СНГ, приезжаю на ужин президентов в ресторан. Гости прибывали по очереди, и к этому моменту там уже собрались Кучма, Путин и Алиев. Я улыбаюсь, подхожу, здороваюсь с коллегами. Тут Алиев, обращаясь к Путину и указывая на меня, говорит: «Владимир Владимирович, видите, какие кадры Азербайджан дает Армении», – намекая на мое карабахское происхождение. Я сразу же отпарировал: «Владимир Владимирович, это у нас дружеский обмен президентами с Азербайджаном. Если не знаете – Гейдар Алиевич родом из Сисианского района Армении». Смеялись мы над этим долго.

Все, о чем мы с Алиевым договаривались, – конечно, если это зависело именно от него, – он всегда выполнял; так же поступал и я. Постепенно наши отношения становились все более конструктивными и доверительными, а само общение – более откровенным. Иногда он рассказывал мне о своих сложностях, сетовал на оппозицию – видимо, не сомневался, что дальше меня эта информация не уйдет. Так оно и было: взаимным доверием мы оба никогда не злоупотребляли.

В апреле 1999 года я прилетел в Вашингтон на саммит НАТО, приуроченный к его пятидесятилетию. После завершения саммита государственный секретарь США Мадлен Олбрайт пригласила на неофициальную встречу меня и Алиева. Некоторое время продолжалась общая беседа, а потом Олбрайт оставила нас с Алиевым наедине, чтобы мы могли поговорить. В те годы каждую международную многостороннюю конференцию или саммит, где присутствовали я и Алиев, посредники пытались использовать как возможность для очередных переговоров между нами, поэтому регулярно организовали для нас такие встречи. Мы, как правило, не отказывались: тема для обсуждения всегда находилась. Так было и в этот раз.

К тому моменту у нас с Алиевым установился хороший личный контакт и у обоих сложилось друг о друге впечатление как о серьезном партнере, с которым можно договариваться. Но эта встреча получилась особенной. То, что тогда произнес Алиев, неожиданно резко отличалось от всего, что я слышал от него раньше. Он сказал, что очень много думал о случившемся в Карабахе, чувствует на себе громадную историческую ответственность за разрешение этого конфликта и видит во мне человека, обремененного точно такой же ответственностью, но с армянской стороны. Сказал, что нам с ним выпала тяжелейшая миссия преодолеть конфликт, уходящий своими корнями глубоко в прошлое и не впервые вспыхнувший на этой земле. «Мы с вами эту ситуацию унаследовали, не мы ее авторы, – сказал он. – Но именно мы должны ее разрешить и освободить от нее будущие поколения». Он говорил о том, что раньше наши народы веками жили вперемешку и каждый раз, когда происходили геополитические потрясения, мы непременно сталкивались друг с другом, проливалась кровь, накапливались обиды. Теперь, когда война нас все равно уже размежевала, жить по-прежнему мы уже не сможем. Вернуться к прошлому не получится: нельзя сталкивать лбами дерущихся – их нужно развести в разные стороны, пока оба не остынут. Поэтому единственное, что можно сделать для разрешения проблем, порожденных войной, и создания достойного мира для обеих сторон, – это разделиться и стать соседями. Когда-то мы уже вскользь затрагивали эту тему, и я говорил ему почти то же самое, может быть, другими словами: мы можем быть хорошими соседями, но только в ситуации, когда не зависим друг от друга. Сейчас же я увидел, что он готов обсуждать этот вопрос – как нам разделиться – всерьез и философия этого подхода принципиально отличалась от всего, что мы обсуждали раньше.