Пятый энергоблок Армения начала возводить в начале 1990-х годов. Финансирование строительства шло через Европейский банк реконструкции и развития (EBRD) под обязательства правительства Армении закрыть атомную станцию: предполагалось, что пятый блок станет замещающей ее мощностью. Когда я стал президентом, сразу же остановил реализацию этого проекта: я считал, что закрывать атомную станцию нельзя категорически. Проект оценивался в 50 с лишним миллионов долларов, но расчеты оказались абсолютно бездарными. Их проводили по ценам 1992 года, когда рабочая сила в Армении стоила гроши, и эти подсчеты экстраполировали на будущее. Когда всю выделенную сумму потратили, выяснилось, что для завершения строительства нужно еще столько же. Я отказался дать правительственные гарантии под новый кредит и заморозил строительство пятого энергоблока. Остановка этого проекта на время испортила мои отношения с EBRD, но я рискнул пойти на обострение. Мне требовалась серьезная причина для отказа закрывать атомную станцию, и отсутствие замещающих мощностей служило весомым аргументом.
Сейчас же наступил удачный момент для того, чтобы достроить энергоблок. К этому времени все уже свыклись с мыслью, что АЭС мы все равно не закроем. Мы сказали Газпрому, что готовы уступить ему, но только весь проект целиком, с завершением строительства пятого энергоблока. Они согласились и, надо отдать им должное, с честью выполнили свои обязательства, да еще и с модернизацией первоначального проекта. Всего Газпром вложил в него около 500 миллионов долларов США.
Вот так появился газопровод Иран – Армения, в строительство которого мало кто верил и на который мы в итоге почти ничего не потратили. Вероятность его создания действительно была ничтожной, но у нас все получилось, потому что мы верили в успех и упорно его добивались. Сегодня этот газопровод работает не на полную мощность только из-за того, что еще не построена третья линия электропередач. Это вызвано рядом причин объективного и субъективного характера, в том числе дополнительными санкциями, наложенными на Иран. Правда, сейчас третью линию уже начали строить.
Глава 18
Внутренняя политика
В Совет Европы мы вошли с обязательством серьезной конституционной реформы. Действующая Конституция во многом не соответствовала представлениям европейцев о принципе разделения властей, правах человека, местного самоуправления и судебной власти.
В июле 1999 года я создал специальную комиссию для подготовки конституционных преобразований. Возглавил ее министр юстиции Давид Арутюнян. Работы было много, и велась она в тесном взаимодействии с Венецианской комиссией СЕ. Комиссия разрабатывала новую редакцию Конституции, которую по мере готовности, по главам, мы обсуждали у меня с более широким кругом участников. Пересмотр полномочий президента в пользу парламента и правительства, дистанцирование от президента судебной власти составляли основное содержание раздела о модели государственного устройства. Новая Конституция лишала президента избыточных полномочий, и по иронии судьбы именно я – президент – возглавил работу над этим проектом.
В целом речь шла о создании сбалансированной системы сдержек и противовесов в отношениях между ветвями власти. Я верил, что это правильный вектор развития страны и что Конституцию необходимо менять, взялся за это дело серьезно, но должен признаться, что не испытывал большого личного энтузиазма. При этом оппозиция была уверена, что я просто имитирую бурную деятельность для европейцев – не стану же я в самом деле своими руками сокращать собственные полномочия.
Когда подошло время референдума, мои противники окончательно убедили себя, что где-то здесь кроется подвох и я наверняка готовлю почву для переизбрания на третий срок. Они предполагали, что после референдума власть заявит: предыдущие десять лет моего пребывания во главе страны обнуляются, поскольку теперь, с момента вступления в силу новой Конституции, начинается новый отсчет. Все мои заверения в обратном повисали в воздухе. Последнее заявление о том, что новая редакция Конституции не дает мне права баллотироваться еще раз, сделал мой пресс-секретарь перед самим референдумом. Однако оппозиция продолжала выступать категорически против, при этом не приводя никаких аргументов. Единственный довод выглядел абсурдно: он состоял в том, что эта власть не вправе менять Конституцию. У меня еще оставалась надежда, что ближе к референдуму все поймут, что у меня нет задних мыслей, и одумаются.