В целом к лету 1992 года военный потенциал противника оказался весьма серьезным и существенно превышал наш. Кроме того, политический кризис, в котором постоянно пребывал Азербайджан в последние годы, разрешился приходом к власти Эльчибея, которого поддерживал Народный фронт, и это событие ощутимо подняло моральный дух азербайджанских войск.
Мирная передышка оказалась недолгой, не больше месяца. 12 июня 1992 года началось внезапное наступление азербайджанских войск на севере Карабаха – на Аскеранском, а затем на Шаумяновском направлении. Прекрасно вооруженные, с колонной бронетехники под управлением профессиональных военных в авангарде, они имели перед нами неоспоримое силовое преимущество. К тому же оборона Шаумяновского района фактически не была интегрирована в Карабахскую, и они взаимодействовали с нами крайне слабо. Шаумяновский район не входил в НКАО и с самого начала движения за независимость имел дело с Арменией напрямую. Даже после провозглашения НКР руководство района стремилось сохранить уже сложившиеся прямые отношения с Арменией как в оборонной, так и хозяйственной деятельности. Я обсуждал пару раз тему полной интеграции Шаумяновского района в НКР с Вазгеном Саргсяном и Шагеном Мегряном, руководителем района, но безуспешно. Шаумянцы настаивали на автономных отношениях с Арменией, а интеграцию в НКР считали вопросом отдаленного будущего.
И вот сейчас армянские отряды – все еще лишь отряды, а не регулярная армия, – столкнувшиеся с огромным количеством артиллерии и боевой техники, не смогли оказать серьезного сопротивления. Они понесли большие потери, и им пришлось отступить. За считаные дни весь Шаумяновский район был сдан.
Тяжелая ситуация сложилась у села Срхавенд в пойме реки Хачен. Целью наступления противника являлся единственный мост через реку, ведущий в Мардакертский район. Взяв мост, они полностью расчленили бы наши силы и лишили нас возможности перебрасывать бронетехнику на север Карабаха, где в это время также шли ожесточенные бои. Ситуация стала настолько критической, что Вазген Саргсян впервые решился прислать вертолет для боевой поддержи наших отрядов с воздуха.
Я был у командно-штабной машины на площадке перед монументом «Карабахцы», когда туда приземлился вертолет Ми-24. Пилот совершенно не знал эту местность. Мы попытались ему объяснить, но я сомневался, что он все понял и по ошибке не отстреляет НУРСы[65]
по нашим отрядам. Я же отлично представлял здешние горы – когда-то охотился тут на фазанов, – поэтому сел в вертолет, чтобы помочь пилоту сориентироваться. Не успели мы взлететь, как подъехал Лева по прозвищу Дональд. Он был родом из соседнего с Срхавендом села Колатак и вызвался лететь вместо меня, поскольку вырос в этих краях и знал их лучше. Они взлетели. А минут через пятнадцать мы услышали по рации, что вертолет сбит, он взорвался в воздухе, все погибли.Когда-то Лева одним из первых активно включился в создание отрядов самообороны. Он же несколько лет отвечал за прием и транспортировку грузов по Карабаху: большинство поставок оружия и боеприпасов до взятия Лачина осуществлялось вертолетами, и приземлялись они у села, где жил Лева. За эти годы я успел с ним сдружиться…
Тот критический бой под Срхавендом мы выиграли, противник потерял убитыми более семидесяти солдат и офицеров.
Азербайджанские войска вернулись и в Лачинский район. Они пытались перекрыть нам дорогу в Армению, и бои здесь шли очень тяжелые. Ценой огромных потерь армянские отряды удерживали коридор, но он оказался значительно сжат и беспрерывно обстреливался артиллерией. Мне часто приходилось туда ездить, и вокруг машины постоянно рвались снаряды. Горько было осознавать свою ошибку: займи мы в свое время Лачинский хребет – контролировали бы сейчас весь район и даже близко не подпустили противника к этой дороге.
В тот период Верховный Совет НКР не собирался: большинство депутатов воевали в своих районах. А вот Президиум Верховного Совета заседал почти ежедневно – он выпускал обращения к населению, принимал беспорядочные решения и даже объявил частичную мобилизацию: члены Президиума искренне переживали за происходящее и, конечно, хотели быть полезными. Однако все эти меры оказывались запоздалыми и недостаточными и никак не могли повлиять на происходящее, к тому же их было некому осуществлять: мы не успели сформировать соответствующие структуры, так что даже такие половинчатые решения – и те повисали в воздухе.