— Запишете, а в эфир не пустите, — усмехнулся Носов.
— Обязательно пустим! — горячо заверил я.
— Ваше дело. Только там я буду не один.
— Спасибо, — поблагодарил я и попрощался.
Через день, накануне записи воскресного выпуска «Пионерской зорьки», я поехал с радиопередвижкой в библиотеку имени Усиевича на Большую Почтовую улицу. Там должна была состояться встреча Николая Николаевича Носова и другой замечательной писательницы, Валентины Александровны Осеевой, с ребятами. Приехали мы с оператором заранее и к приходу писателей расставили всю необходимую аппаратуру. Осталось только предупредить, чтобы выступающие говорили в микрофон.
Николай Николаевич и Валентина Александровна приехали вместе точно к назначенному времени, к двум часам дня. Ребят было много. Не очень большой читальный зал старой библиотеки был переполнен. Столы были убраны, сидели по двое на одном стуле. Ребята постарше стояли вдоль стен, сидели на подоконниках. Первой выступила Валентина Александровна. Она удовлетворила и младших школьников, и ребят постарше. Прочитала «Волшебное слово» и главу из своей новой работы — повести про девочку-подростка Динку. Принимали её хорошо, и я немного заволновался. Если Николай Николаевич будет разговаривать с ребятами и читать сухо, сдержанно, придётся дать на воскресенье Осееву, а запись с ним использовать в обычный, будничный день. Неудобно, конечно, но что же делать? Вон и Осееву он как-то слишком уж серьёзно и даже хмуро слушает. А ведь у неё есть места, где можно и улыбнуться.
Выступление Осеевой закончилось. Библиотекарь передала слово Носову. Не поднимаясь из-за стола, Николай Николаевич посмотрел па ребят и, нисколько не подделываясь к ним и не улыбаясь, по-деловому, быстро спросил:
— Витю Малеева из вас кто-нибудь знает?
— Знаем! — зашумели ребята.— Читали! Витю знаем и Костю Шишкина!
— Раз знаете, знакомить нас с ним незачем. Прочитаю два рассказа. Так получилось, что их заглавия, оба, начинаются с буквы «З». Первый рассказ «Замазка».
Я ужасно огорчился: неужели Николай Николаевич будет читать рассказ из-за стола? Ведь микрофон не схватит тогда его голос, как нужно. Получится брак. А сказать об этом Николаю Николаевичу не решался. Был уверен, что он всё равно сделает так, как считает нужным. И вдруг он вспомнил о микрофоне, встал и, подойдя к нему, спросил меня:
— Сюда говорить? В него?
— Да, да! — обрадовался я.
Носов обернулся, взял со стола книгу и снова посмотрел на ребят. Всё такой же хмурый, точно в чём-то подозревающий их, сердитым тоном стал рассказывать. Чувствовалось, что он знает рассказ наизусть, в книгу только подглядывает:
«Однажды стекольщик замазывал на зиму раму, а Вовка и Костя стояли рядом и смотрели. Стекольщик ушёл, а они отковыряли от окон всю замазку и стали лепить из неё зверей».
Эти две строчки он прочитал так сердито, точно ребята сделали ужасное злодеяние. Дом после этого рухнет. Мне показалось это смешным, ребятам тоже. Кто-то даже хмыкнул. А Носов продолжал читать без тени улыбки. И вот, когда он дошл до места, где ребята, придя в кино, положили па свободный стул замазку, а незнакомый им гражданин сел в темноте на этот стул, я понял, что весь рассказ он читает от лица этого рассерженного гражданина: ведь из-за беспокойных ребят, мешавших ему смотреть кино, он испачкал замазкой свой костюм. Получалось это у Носова великолепно, почти артистически. Только голос не был поставлен и дыхание иногда прорывалось посередине фразы. Но это, возможно, от негодования на своих героев.
Второй рассказ, «Заплатка», он опять читал не от автора, не от себя, а от лица кого-то из тех старших ребят, которые стыдили героя рассказа за разорванные штаны и потом восхищались его работой, даже жалели, что у них не отрывались пуговицы, а то бы он так же хорошо и крепко пришил их, как заплатку.
Очевидно, поэтому, как только писатель кончил читать и смолкли хлопки, сидящий в первом ряду второклассник громко похвалился Николаю Николаевичу:
— А у меня уже отрывались пуговицы. И я их сам пришивал. Тоже очень крепко.
— Эти? — указав па курточку мальчика, спросил Носов.
— Нет, другие, — с сожалением сказал второклассник и вздохнул.— Если бы я знал, я надел бы ту куртку.
И тут мне показалось, что произошло чудо. Неразговорчивый и чем-то озабоченный в жизни человек вдруг исчез, а среди ребят появился добрый, удивительно дружески настроенный к ним их задорный старший товарищ. Он был раз в пять взрослее, но говорил с ними так, словно откинул свои годы, свои заботы. Контакт с ребятами был полный. И воскресный выпуск «Зорьки» получился отличным. Носов занял в ней из 29 — 15 минут. Небывалый случай!
Александр Иванович Герцен , Александр Сергеевич Пушкин , В. П. Горленко , Григорий Петрович Данилевский , М. Н. Лонгиннов , Н. В. Берг , Н. И. Иваницкий , Сборник Сборник , Сергей Тимофеевич Аксаков , Т. Г. Пащенко
Биографии и Мемуары / Критика / Проза / Русская классическая проза / Документальное