Вообще жизнь семьи Субботиных в эти годы представляла собой некую смесь благополучной личной жизни и разваливающейся «трудовой» жизни. Так, например, Сергей Михайлович женился и почти одновременно, как и Нина Михайловна, потерял работу. Она так и написала об этом Б. А. Федченко: «Сережа женился в утешение после ликвидации его службы…»[1028]
. Сам С. М. Субботин также сообщал об этом Б. А. Федченко в письме, написанном на следующий день после письма сестры, 13 марта 1923 г.: «Я не так давно „обзаконился“, т[ак] ч[то] теперь заделался женатым человеком. Очень бы хотелось мне поскорее представить тебе и Настеньке свою жену. <…> С моими служебными делами у меня сейчас вышла перемена. На заводе большие сокращения и я все-таки как пришлый элемент, сравнительно с коренными Сормовичами, уступил им место и могу быть свободен от службы, но пока устраиваюсь временно на другом месте либо в Сормове, либо в Нижнем, но буду стремиться или в Питер или в Москву»[1029]. И продолжал, рассказывая о планах мамы и сестры: «Вероятно мама и сестра скоро отсюда уедут, если Олег и Оля им устроят какое-нибудь помещение в Москве. Нина мечтает о Петрограде, где у нее есть возможность работать на научном поприще, да к тому же в Петрограде осталось хоть немного нашего имущества, тогда как в Москве оно почти все захвачено разными недобросовестными жильцами, отказывающимися вернуть мебель нам»[1030].Трудно сказать, состоялась ли желанная поездка Нины Михайловны в Петроград весной 1923 г. Нет никаких сомнений в том, что она пыталась найти там жилье и работу. Например, в письме Н. М. Штауде Н. А. Морозову от 26 июля 1923 г., в котором обсуждается их «квартирный вопрос» и возможный переезд в одну общую квартиру, есть фраза, посвященная Субботиной: «Мерц[1031]
тоже еще не решил ничего, т[ак] к[ак] его жена уехала. Если он откажется переехать в № 29 и предпочтет устроиться иначе, то нельзя ли будет поместить в 29 Нину Михайловну Субботину со всей ее семьей. Они переезжают…»[1032]. Но выбраться из Сормова не получалось. Пришла осень 1923 г., а ситуация оставалась прежней. Поздравляя своего старого наставника С. П. Глазенапа с 75-летним юбилеем, Нина Михайловна писала 27 сентября 1923 г.: «Пишу Вам с С[ельско]-х[озяйственной] выставки и жалею, что не могла, как хотела, в этот день приехать в П[етербург], чтобы лично быть на заседании РОЛМ и РАО. С каким хорошим и добрым чувством вспоминаю я те прежние заседания РАО, на к[ото]рых мы были вместе с Вами! Буду надеяться, что зимой мне удастся побывать в П[етербурге] и повидать Вас, а пока примите этот невольно запоздалый привет…». И далее о своей жизни: «Я живу в Сормове, Нижегор[одской] губ[ернии] и понемногу работаю по астр[ономии] (и краеведению с детьми). Наш Астр[ономический] кружок еще существует, хотя и в очень скромных размерах и в моем лице, как председателя приветствует Вас!»[1033]Несмотря на все пожелания и планы, новый, 1924 г. Субботины встречали по-прежнему в Сормове. Олег Михайлович Субботин, проведший 1919 и часть 1920 г. в теплых краях — на Кавказе и в Персии, завершив свои приключения в Тифлисе и Ташкенте и к 1923 г. пытавшийся устроиться на работу в Москве, писал Б. А. Федченко 31 декабря 1923 г.: «Я встречаю праздники в Сормове довольно шумно и весело, встречаю и по новому стилю и по старому, а в середине января будем праздновать еще одно событие Олину[1034]
свадьбу»[1035]. И продолжал: «Мы сейчас заняты устройством для Оли квартиры. Обстановку привезу из Москвы, а вот из Питера хотели бы взять рояль. Будь друг, черкни пару словечек, уцелел ли ящик для рояля, и предупреди Рожевица о том что мы берем рояль»[1036].У Нины Михайловны, однако, настроение было несколько иное. В тот же день, 31 декабря 1923 г., она писала Б. А. Федченко: «До последнего дня предполагала что выеду в П[етербург], на Съезд психоневрологов[1037]
, но не получила от них ни проездного билета, ни какой-ниб[удь] бумажки, а ехать бы пришлось одной и вот, наши не отпускают. Жаль что не удастся при сем удобном случае повидать друзей: летом их не уловишь!»[1038] И продолжала весьма пессимистично: «Сейчас у нас в Сормове вся культурная жизнь замерла: закрылся университет, техникум, обсерватория, кружок любителей природы, а наш астрономический насчит[ывает] 3–4 члена. „Молодые мироведы“, с которыми я вела летом наблюдения природы, больше не получают бесплатн[ого] проезда, и за все лето удалось провести 4 экскурсии. Сижу точно на развалинах Вавилона или в мертвом городе Хара-Хото, но сюда никакой Козлов[1039] не заедет!.. Прямо поразительное оскудение! Оч[ень] хочется переехать в П[етербург] и снова начать свои исследования по истории Астрономии в библиотеках Пулкова и Академии наук»[1040].