Жизнь как неинтересное приключение. Роман

Между тем, что-то подобное и мерещится в том шуме, откуда вы, Машенька, и пришли, откуда пришёл и я, впрочем, несколько раньше, это как посмотреть, и который не так уж и далёк, как может показаться отсюда. Страшно мне иногда, страшно: я вот всё думаю, что самая большая пошлость этого мира состоит в том, что если хочешь нормально жить, то жить надобно не для других, а для себя. Но именно такая жизнь и называется бездарной. Я теперь, Машенька, для вас, стало быть, и живу, тем от демонов своих и спасаюсь. Даром что идиот. Какова же будет хроника ваших окаянных чертополосиц и небылиц? Вижу, вижу по пяточке вашей из-под пледа вынырнувшей! Находились вы по чужим домам вдоволь, а своего никогда не имели, да и что такое дом? Ужели только крыша над головой? А иного бродягу спроси, так ему и добрая шляпа – уютная келья, куща райская и убежище ото всех невзгод. Потому что и ту не имеет. Знавал же я и таких мытарей, которые по случаю терема каменные обретали или квартиры просторные в Китай-городе, а жили всё будто на трёх вокзалах. Знавал я и таких, для которых где хорошо, там и дом, но в доме же, стало быть, и разводили грязь и свинство, какого и в самом дешёвом притоне не сыщешь. Я же думаю, где любовь, там и дом. Потому что где любовь, там и забота, и уход, и внимание, а если нет её, то и любой дворец не лучше коробки из-под холодильника будет, правда, во дворцах я никогда не живал, вот и вы усмехаетесь сквозь сон, а я так и думаю, да, так и думаю! Зачем же мне дворец, в котором любви нет? Сквозняки по каминам гонять? Ковры да ложки серебряные делить? Впрочем, у меня и у самого никогда. А всё остальное я ведь только выдумал. И это пристанище домом называю только оттого, что сам себе вообразил, придумал, выносил и воспитал любовь эту. Только раньше я её потрогать не мог. Да и сейчас не могу, потому как вы спите и разрешенья мне положительно никакого не давали, да и дадите ли? И все же подвину-ка я лампадку и обниму вашу тень, согрею дрожащую на сквозняках. Тепло ли тебе, Машенька? Тепло? А то что книжки на полу лежат и пыль по углам, так это для атмосферы. Спи себе, я постерегу.

Милый мой Лёвушка, с чего я вдруг взяла, что ты мой? впрочем, я сейчас не об этом. Вот и ты, пока я спала, называл меня своим несчастным ангелом. Вот и я вдруг стала вашей, хоть и всего-то уснула пьяная на вашей тахте. Спасибо за гостеприимство. Но я опять не о том. Где-то читала я, что романы пишутся Другими. В том смысле, что человек, который пишет, в словах своих – Другой. Вот и я. Вот и я, может быть, другая. Я, может быть, из сумасшедшего дома сбежала, напилась с местным престарелым битником, а потом и от него дёру дала. Откуда вам знать. Может быть, я муз-тв смотрю и сериалы по подписке, а вы. Вполне такое могло со мной случиться. А вы всё про ангела твердите. Это в вас пунш говорит. Или чай с водкой. Или что вы там пили, идиот благородный?

Встанете, небось, стыдиться будете, мучиться, но знайте же, что я уже вас ревную. Ревную к вашим же историям. Я где-то читала, что в романсах Шумана ревность стремится к переполнению. Характерная черта немецкого романтизма. Я, может быть, всё не так поняла, но и меня переполняет желание быть с вами рядом. Рядышком. Но не отбирая ваше вечное бормотание о всякой всячине, но только дополняя её. Осмелею, расхрабрюсь, пока хмель из меня до конца не вышел, и скажу, что и я хочу быть вашей всячиной, если угодно. Пусть так. За унижение не считаю, напротив, достойным мыслю. Потому как это есть дар.

Вот вы проснётесь, а я тут же от стыда скажусь усталой и лягу, отвернувшись. Закрою глаза, но буду слушать, как вы шуршите листами, находите это моё письмо, буду слышать даже как вы его читаете, как потом будете вышагивать осторожно, чтобы не разбудить и без того неспящую. Может быть, вы и догадаетесь, что не сплю я, но из своей идиотской вежливости будете делать вид, осторожничать, хотя я здесь же прямо и пишу о том, что буду только по-лисьи притворяться. Князь – что тут скажешь.

Мне почему-то кажется, что жёлтый ваш домик в Альпах был для вас каторгой, что это вам там мешок на голову надевали и вешать хотели, хотя, кажется, вы говорили про отсечение головы, но по чуду избежали, как и сейчас, то есть я имею в виду, что чувствую – происходит какое-то чудо. А не вы ли сами себя тогда повесили? Знаете, как бывает: живёт человек, живёт, а потом вдруг и земли под собой не чует. Чувствуете ли вы? Думаю, чувствуете. Вы ведь всегда. Потому что иным людям свойственно. Лучше сказать – другим. Остальным подобное дано только в письмах, иных текстах, как ещё, а вы будто сам и есть роман. Только из плоти и крови. Когда-нибудь отрастите бороду, как у попа, и будете строчить про меня, бедного человека, и сбросите свои кандалы одиночества. Потому что навсегда останусь с вами в ваших же витиеватых строках пафнутиевых. Верно ли говорю, милый мой Лёвушка? Вот и опять вырвалось. Мой. Надеюсь на наше с вами воскресение. А теперь притворюсь.