Жизнь как она есть

Из-за отключения электричества мы зажигали ацетиленовую лампу. Пили кофейный эрзац, в котором не растворялись кубики русского сахара. Чешское мятное печенье для завтрака на вкус напоминало мелкие камешки. Каждый боялся за свою жизнь. Исчезали самые безобидные на вид люди, их бросали в тюрьму ни за что. А они задают наивный вопрос: «Почему ты больше не хочешь жить в Гвинее?» Пока я пыталась сформулировать ответ, Иоланда продолжала наседать на меня:

«Опомнитесь, вы ведь многодетная мать!»

Луи курил с задумчивым видом, очень похожий на изображения своего царственного предка в учебниках.

– Полагать, будто народ изначально готов к революции, ошибочно. Народ труслив и эгоистичен, он скорее материалист, чем романтик, его требуется принуждать, что и делал Секу.

– Принуждать? – возмутилась я. – То есть бросать людей в застенок, пытать и убивать их?!

Он посмотрел на меня, как на неразумное дитя, и произнес со снисходительной улыбкой:

– Не преувеличивайте!

Я не преувеличивала, вовсе нет! По данным неправительственных организаций, в лагерях Буаро и Кинди погибли в общей сложности сто тысяч человек, а подсчитать, сколько мертвецов лежат в общих безвестных могилах по всей стране, не представляется возможным.

Мы с Иоландой оплакивали наше расставание, а воссоединились только двадцать лет спустя, на конгрессе, посвященном истории Африки. Она вышла замуж за Луи, у них родился сын, и они поселились в Котону – финансовой столице и крупнейшем городе Бенина.

Несколько дней спустя, в машине, Секу Каба сказал мне с печалью в голосе:

«Женская интуиция! Гналенгбе считает, что мы зря отпускаем тебя с детьми. Ты никогда не вернешься в Гвинею».

Я не захотела обманывать человека, который всегда обо мне заботился и завоевал мою любовь, а потому не ответила. Дальше мы ехали в молчании, и каждый был погружен в тяжелые раздумья.

Я вновь увиделась с Секу годы спустя, в Абиджане, где жили моя дочь Сильви-Анна и ее муж Шейх Сарр.

Секу считали пособником режима, и ему пришлось покинуть страну. Гналенгбе осталась в Канкане. Одинокий, почти слепой, больной, он жил на деньги, которые ему присылали из США дочери. Весь мир узнал о преступлениях Секу Туре, но Каба продолжал восхищаться этим человеком. Он повторял с болью в голосе:

«Секу Туре никогда не делал ничего плохого. Он был истинным националистом, безупречно честным человеком, но ошибся, окружив себя карьеристами, людьми без идеалов!»

Двадцать второго ноября 1963 года потрясенный мир наблюдал за гибелью в Далласе Джона Кеннеди, а я поднялась по трапу самолета компании Air Guinée и полетела в Дакар, где должна была сделать первую остановку. Я плакала и не могла утешиться. За двадцать семь лет жизни я пролила много слез, но в тот день превзошла себя. Дети дружно всхлипывали и подвывали, Конде тщетно пытался их успокоить. Молчаливые, расстроенные Секу и Гналенгбе то и дело совали мне зеленые бумажные носовые платочки, пропитанные ментолом, – их импортировали из Югославии и продавали в государственных магазинах.

Что я оплакивала?

Расставание с этой несчастной землей. Я сильно к ней привязалась и чувствовала, что никогда не вернусь. Именно она, а не теоретические разглагольствования друзей, внушила мне сострадание к народу и умение сочувствовать ему. Я поняла, что нет ничего страшнее мук ребенка, и навсегда усвоила следующий урок: не смей помнить лишь о своих бедах, помогай тем, кому хуже. Я потеряла очень дорогих моему сердцу друзей и сама сильно изменилась. Наследница Великих негров исчезла. Годы, прожитые в Гвинее, жестоко «пометили» и детей, и меня физически. Только Айша осталась пухленькой красоточкой, остальные исхудали до невозможности, особенно Лейла, ставшая угрюмой и раздражительной. У Дени выпадали волосы, десны и губы Сильви покрылись болезненными язвочками, ей было больно есть.

Бедность вынуждала меня обшивать семью (я даже шорты Дени «соорудила» своими руками). Выкройки мне давала Маркетта Матима, уроженка Гваделупы, преподававшая в нашем коллеже кройку и шитье.

Воистину мы являли собой печальное зрелище.

Впереди меня ждал фантастический сюрп-риз.

Самолет взлетел, я начала отстегивать ремень безопасности, и тут из салона первого класса появилась крупная дорого одетая женщина, увешанная драгоценностями, и подошла ко мне. Звали ее мадам Сиссе, она происходила из прибрежного племени сусу, владела сетью магазинов и разъезжала по кварталу за рулем «Мерседеса 280 SL». Она сунула мне в руку толстую пачку долларов со словами: «Да хранит вас Аллах! Это для вас и ваших детей».

Я получила нежданную гигантскую милостыню от незнакомки, и началось мое третье африканское приключение.

Известие об убийстве Джона Кеннеди повергло Дакар в ужас. На общественных зданиях приспустили флаги. Президент Леопольд Седар Сенгор объявил трехдневный национальный траур. Больше всего меня поразил тот факт, что скорбели не только сильные мира сего, но и весь народ. Соседи Эдди собирались у счастливых обладателей телевизоров и лили слезы, умиляясь образу убитой горем Джеки в розовом костюме.