Жизнь Христофора Колумба. Великие путешествия и открытия, которые изменили мир

Колумб высказал свое мнение по этому поводу Диего Мендесу в июле, призывая поторопиться. В любой момент непостоянные туземцы могли устать от торговли провизией и напасть на корабли, а также и сами испанцы, которым наскучило и опротивело принудительное заключение «на борту без берега», могли выйти из-под контроля. Мендес возражал, что неудивительно: путь от восточной оконечности Ямайки до западного мыса Эспаньолы составлял 105 миль против ветра и течения, а еще 350 миль предстояло пройти вдоль берега, прежде чем достичь Санто-Доминго. Более того, он заявил Колумбу, что доверие, которое Адмирал ему оказывал в различных случаях, вызывает ревность экипажа. Исходя из этого Мендес предложил созвать всех офицеров и предложить им это путешествие на каноэ. В случае если добровольцев не найдется, он сам, Диего Мендес, снова рискнет своей жизнью ради службы Адмиралу. Все произошло именно так, как он и предсказывал: остальные отказались, а Мендес автоматически оказался «добровольцем».

Очень поспешно, так как Диего хотел немедленно отправиться в путь, Колумб в своей палубной каюте сочинил письмо государям Lettera Rarissima. Оно в полной мере отразило работу человека, страдающего как душевно, так и физически. Его речь, местами бессвязная, страдающая явными преувеличениями, перемежалась обсуждениями космографии и видений Белена или внезапными приземленными анекдотами вроде драки пекари и обезьяны в Кариае. Он призывал монархов заплатить его людям, «прошедшим через невероятный труд и опасности», но при этом не отдавал должное никому конкретно, кроме своего брата; он настаивал на том, что золотые прииски Верагуа были «лучшей новостью, которую когда-либо приносили в Испанию», и одновременно рассказывал об унижениях, испытанных при заключении в тюрьму и отправке домой в кандалах. И все же этот бессвязный набор завершается благородным и красноречивым высказыванием:

«Я пришел служить [Вашим Высочествам] в возрасте двадцати восьми лет, и теперь на мне нет волос, которые не были бы белыми, а тело мое немощно и истощено. Все, что осталось у меня и моих братьев, было продано вплоть до плаща, который я носил, к великому позору моему. Считается, что это было сделано не по Вашему повелению. Возмещение моей чести и убытков и наказание тех, кто украл у меня мой жемчуг и унизил адмиральские привилегии, сделает честь Вашему монаршему достоинству. Высшая добродетель, беспримерная слава благодарных и справедливых не оставят Ваших Высочеств, и славная память останется за Испанией. Честная цель, которую я всегда проявлял на службе, [в сочетании с] таким незаслуженным оскорблением не позволит моей душе хранить молчание, даже если бы и захотелось. Прошу прощения у Ваших Высочеств, но я разорен. До сих пор я оплакивал других; теперь пожалей меня, Небо, и плачь обо мне, земля! Из материальных вещей у меня нет даже бланка[325]; в вещах духовных я даже перестал наблюдать формы жизни в Индии. Замкнутая в этой боли, немощная, ежедневно ожидающая смерти, окруженная миллионом дикарей, полных жестокости, и, таким образом, отделенная от святых таинств святой церкви, моя душа будет окончательно заброшена, если отделится здесь от тела! Плачьте обо мне, у кого еще есть милосердие, правда и справедливость! Я отправился в это путешествие не для того, чтобы плыть за прибылью, славой или богатством, и это несомненно, ибо в противном случае надежда на все подобные вещи была бы мертва. Я пришел к Вашим Высочествам с честными намерениями и искренним рвением, и я не лгу. Я смиренно прошу Ваши Высочества, если Богу будет угодно удалить меня отсюда. Помогите мне отправиться в Рим и в другие паломничества. Пусть Святая Троица хранит и умножает Ваши жизни и высокое состояние.

Написано в Индии, на острове Ямайка, 7 июля 1503 года».

Наше ощущение, что подобное письмо не могло вызвать королевскую милость, подтверждается его получением. Оно возымело настолько мало эффекта, что Колумба не приглашали ко двору в течение нескольких месяцев после возвращения, несмотря на присутствие при дворе его сына. Грабители и преследователи Адмирала так и не понесли наказания, его наместничество не было восстановлено при жизни, а истории о золотых приисках в Верагуа оставили правителей равнодушными. Он не нашел пролива и не достиг Островов пряностей, а следовательно, с точки зрения государей, это путешествие было пустой тратой денег, да и сам Адмирал вызывал назойливую скуку.

Современному вкусу больше соответствует короткая записка, которую Колумб успел передать своему другу брату Гаспару из монастыря Лас-Куэвас в Севилье:

«Преподобный дорогой Отец!

Если бы мое путешествие было так же полезно для моего здоровья и благосостояния, каковым оно обещает принести пользу короне, я бы надеялся прожить более ста юбилеев. У меня нет времени писать более подробно. Я надеюсь, что предъявителем сего может оказаться человек, который сумеет сказать вам больше из уст в уста, чем способны рассказать тысячи писем. Дон Диего также даст вам сведения.