Жизнь Константина Германика, трибуна Галльского легиона

– Это – не мачты судов. Это – стволы давно усохших деревьев, погибших при разливе реки, – почтительно, но твердо возразил египтянин. – Приближаться к ним опасно. Болотные испарения притупили твой ясный взор, великолепный трибун. Всему виной жаркое солнце и миазмы, которыми обдал нас ольвийский некрополь.

– Вот еще, – проворчал уязвленный Германик. – Мне ли покойников опасаться…

– Нет, разумеется, нет, – поспешил Аммоний и тут же попытался в своем собственном стиле загладить вину: – От моего бывшего раба, гречишки, я с удовольствием прознал, как ты пренебрежительно отнесся к статуе Абрасакса – местного подземного бога. А ведь в Ольвии его боятся даже готы.

Молодой офицер был падок на грубую лесть и не скрыл довольной улыбки.

– Трепло наш лицедей. Когда уже успел насплетничать… Но, в общем, все верно. Мне ли, трибуну Галльского легиона, местных уродов опасаться. Кстати… – После недолгих сомнений он решил поделиться с капитаном-египтянином (безусловно, симпатичным и правдивым человеком) своим небольшим секретом: —…Кстати, коль мы уже упомянули Абрасакса, не подскажешь ли ты мне, что он тут забыл?

С этими словами Константин Германик открыл кожаный мешочек, переданный ему при расставании Атаульфом. Достал оттуда крупный перстень с геммой из зеленой яшмы, на внешней стороне которой красовалась готская свастика. На внутренней – изображение Абрасакса с непонятными греческими литерами.

Египтянин, впрочем, вдруг проявил живейший интерес не к гемме, но к самому перстню.

– Позволь, блистающий своей доблестью солдат Империи, узнать: откуда это диво?

– Какое? – не понял Константин Германик. – Та имеешь в виду перстень?

Египтянин вздохнул и, заметив страждущий взгляд Эллия Аттика, подозвал его к себе:

– Что скажешь?

Грек, с недоумением уставившись на перстень, почти суеверно произнес:

– Это не золото!

– Правильно! – кивнул Аммоний, как будто разговор происходил только между ними. – Правильно. Тогда что это?

– Неужели? – очень драматически выдохнул Аттик.

– Именно! – удовлетворенно кивнул Аммоний. – Это – орихалк!

Константин Германик, по солдатскому обычаю не принимавший двусмысленности, а тем более неизвестности, немедленно потребовал ответа:

– Что за орихалк? Откуда и зачем?

– Твой перстень, во всяком случае то, что ты принял за золото, это – орихалк, – провозгласил капитан, подняв перстень по направлению к лучам солнца, чтобы лучше разглядеть невиданную драгоценность. – Сплав меди с неизвестным нам, а поэтому дорогим металлом, который добывали в местных шахтах. Не знаю, правда это или нет, но орихалк был известен в древности, со времен легендарного грешника царя Соломона. Богатство последнего было столь велико, что из орихалка были отлиты колонны его знаменитого храма. Слепящие, подобно солнцу. Сейчас секрет изготовления орихалка утерян безвозвратно, да и местные рудники давно истощены и заброшены. У тебя в руках, благородный офицер, настоящее сокровище.

– Позвольте мне еще раз на него поглядеть! – взмолился любопытный, как все греки, Аттик.

Константин Германик неохотно кивнул Аммонию, и тот со вздохом передал перстень греку. Эллий Аттик, вскользь глянув на свастику, сощурив глаза, внимательно начал рассматривать гемму с внутренней стороны.

– Заметьте, – азартно пробормотал он, приглашая остальных последовать его примеру и присмотреться к гемме внимательнее. – Видите, внизу стилизованного изображения ужасного Абрасакса греческие буквы, они едва видны. Мало кто знает, но в действительности имя Абрасакс на старогреческом, том, которым иногда пользовался враль Гомер, чтобы придать своим сказкам большую значимость, состояло всего из семи литер. Если перевести их в числа (спасибо Пифагору!), то в сумме это имя равняется числу дней в году. А еще – числу небес…

– Постой, постой! – потирая и без того потный лоб, Константин Германик, не привыкший к мудрствованиям из греческой философии, решительно забрал перстень. – Постой! Я вовсе не собираюсь заниматься арифметикой. Объясни по-простому: для чего этот перстень предназначен? Сам знаешь, хитрец, кто мне его подарил. Я только не понимаю – с какой целью…

– Ну, это просто, – грек беззубо заулыбался. – Некто, кого мы тут все знаем и кто принес тебе (да простит Константин Германик мою дерзость!) некую радость в жизни, решил обезопасить тебя в дальних странствиях. Прекрасная и смелая Ульрика подарила эту чудесную и загадочную гемму в надежде уберечь тебя именем Абрасакса от смертоносного «железа». Прости мою дерзость, но готы – народ достаточно дикий и суеверный. Наверное, Ульрика посчитала, что отныне ты – надежно прикрыт от удара врага…

– Это радует, – скептически молвил Константин Германик, подняв руку и любуясь неожиданным подарком.

– …Но ты не прикрыт от удара друга, – меланхолично закончил Эллий Аттик.

– Что?! Я – не понял, – удивленно посмотрел на него трибун.