Жизнь, которая не стала моей

– Или суррогатная мать? – У меня нет яйцеклеток.

– Тогда усыновить? – просияла она. – Ты подаришь ребенку прекрасную семью.

– Возможно. Я пока не знаю, как к этому отнесется Дэн.

– А ты сама-то хочешь?

Я подумала. Сколько уже лет я забывала спросить себя, чего хочу я.

– Я хочу стать матерью, Джоан, – тихо ответила я. – Думаю, мне предназначено было стать матерью.

Глава 11

Волна благодарности захлестнула меня, когда я, проснувшись, поняла, что вернулась в старую свою квартиру и лежу рядом с Патриком.

– Спасибо, – шепнула я, и он проснулся.

Повернулся, сонно поморгал и потянулся ко мне: – Ты что-то сказала, моя хорошая?

– Нет. То есть да. Сказала. Но не тебе. – Я все еще колебалась. – Наверное, я обращалась к Богу, – призналась я. Да, я благодарила Бога за это, чем бы оно ни было, за дар, который позволил мне заглянуть в ту жизнь, какая могла у нас быть.

– А, ладно, тогда хорошо, – сказал Патрик, притягивая меня ближе. – С этим парнем наверху можешь и при мне поговорить, разрешаю.

Он стал целовать меня, медленно, глубоко, и счастье щекотно разливалось по телу, но тут из груди вырвалось рыдание.

– Кейт? – Патрик отодвинулся, посмотрел на меня с тревогой. – Что такое?

– Ничего, – пробормотала я. – Все в порядке.

– Но ты же плачешь.

– Просто я… так скучала по тебе! – призналась я. Наш мир замерцал, потускнел, это предупреждение.

Ничего не заметив, Патрик погладил меня по волосам:

– Вот же я, Кэтили.

Я постаралась улыбнуться:

– Да. Вот же ты. Конечно, ты тут.

И комната вновь сделалась отчетливой, цвета просияли уже привычной ослепительной яркостью. Я выдохнула с облегчением.

Он ласково утирал мне слезы, шершавый большой палец скользил по моей щеке. Я хотела сказать что-то еще, о чем-то спросить, но Патрик перекатился на другой бок, глянул на часы и воскликнул:

– Черт! Мы опаздываем. Надо собрать Ханну.

Я ошарашенно заморгала:

– Куда собрать?

– В лагерь, на один день. – Он вновь озабоченно глянул на меня. – Ее мама Питера отвезет. Ты не забыла?

Не дожидаясь ответа, он встал, а я следила за ним, не в силах вдохнуть. Вот он уже натягивает на голую грудь серую футболку.

– Идем? – улыбнулся он мне.

– Иду, – прошептала я. Надо впитывать в себя каждое мгновение этой жизни, реальна она или мнима. Я слегка откашлялась: – Давай сделаю нам на завтрак оладьи? Время есть? – И спохватилась: – Постой, а Ханна любит оладушки?

Едва эти слова прозвучали, как я внутри себя услышала ответ: громогласное ДА. И так же мгновенно я вспомнила, что она предпочитает оладьи с арахисовой пастой и черникой, на эту комбинацию мы наткнулись, еще когда она была в первом классе, и тогда же выяснилось, что к оладьям она любит мед, а не кленовый сироп.

– Любит ли Ханна оладушки? Синее ли над нами небо? – усмехнулся Патрик, избавив меня от необходимости оправдывать очередной мой промах.

– Шутка, – заторопилась я. Он уже был в дверях, я накинула синий махровый халат – незнакомый мне, но уже любимый – и поспешила следом.

Из ванной слышался плеск воды, из кладовки – шорох.

– Моя семья! – вслух сказала я и тут же одернула себя: хватит все время переспрашивать, моя ли это жизнь. Если я буду вести себя так, словно меня в любой момент могут отсюда выкинуть, то и выкинут, я ведь уже это проходила.

В кухне я вытащила сковороду из шкафчика слева от плиты, включила горелку, кинула на нее несколько кусочков масла. Все взаправду, строго повторила я себе. Мурлыкая себе под нос, смешала муку, сахар, разрыхлитель, растительное масло, соль, молоко и яйцо и в ту же миску добавила полстакана арахисовой пасты. Я тут взаправду. Выложила тесто, ложку за ложкой, на сковородку и присыпала каждый оладушек замороженной черникой, как только тесто начало шипеть и пузыриться.

Это моя жизнь, твердила я себе, пока кухня наполнялась запахом масла и поджаристых оладий. Моя!

Ханна пришлепала в кухню, одетая в красивое платье в цветочек и фиолетовые кеды-конверсы. Я как раз выложила первую порцию оладий на противень, чтобы подогреть их в духовке.

– Доброе утро, – сказала она, и, обернувшись поздороваться с ней, я почувствовала, как дрогнуло от счастья сердце. Впервые я заметила у нее за правым ухом маленькую вытянутую штучку, она прикрыта волосами, а в прошлый раз тут как раз был хвостик, вот я ее и не разглядела. Она повернула голову, и я увидела такой же наушник слева.

– Импланты, – сказала я себе, и, хотя Ханна подозрительно на меня покосилась, комната не потускнела, а на меня сразу обрушились воспоминания о том, как мы учили малышку читать по губам и пытались складывать с ней слова. Ей было два с половиной года, когда мы с Патриком решили, что нужно ставить импланты. Вспомнилась и безумная паника, пережитая мной во время ее операции, и радость следующих недель: моя девочка начинает слышать! И еще я вспомнила, что прежде, чем научиться говорить, она освоила язык жестов, и мы поощряли ее дальнейшие занятия этим языком, чтобы сохранить ее связь с этим сообществом, а потому Ханна в разговоре с Патриком и со мной часто переходит с одного языка на другой.