Жизнь, которая не стала моей

– Да что с нашей жизнью не так, Кейт? – Он невесело рассмеялся. – Господи, опять из-за Патрика, да? Всегда все вертится вокруг Патрика! И теперь ты наказываешь меня за то, что я – не он.

– Нет, – твердо возразила я. – Причина только во мне и в тебе.

– Какая-то чушь собачья! – Он скрестил руки на груди, глаза его яростно полыхнули. – Ты одержима своим покойником-мужем. В этом корень всех бед. Но это же безумие, или ты не понимаешь? Ты ведешь себя как сумасшедшая.

– Я знаю, он умер и не вернется. Дело не в нем, дело в том, что я осознала: мы с тобой не пара, Дэн. Мне слишком многое нужно: страсть и боль, подъемы и падения, а главное – чувство, что мы равные, мы соратники перед лицом всего мира. И мне кажется, этого у нас с тобой быть не может.

– Чушь! – снова буркнул он.

– Дэн…

– ЧУШЬ! – выкрикнул он, глядя на меня в упор. – Я тут ни при чем. Все дело в тебе, в том, что ты узнала о своем бесплодии и запаниковала. В этом вся причина. Ты еще пожалеешь.

Так уверенно, так самодовольно он это произнес – у меня мурашки побежали по коже.

– Ты меня что, маленьким ребенком считаешь? – спросила я. – А ты у нас умный и всех видишь насквозь.

Он пожал плечами, но уголок его рта дернулся в легкой усмешке, я видела.

– Не хочу ни о чем спорить, Кейт.

– Ты никогда не споришь! – Я разгорячилась. – Мы никогда не спорим. В этом-то и беда, понимаешь? И я виновата не меньше тебя, Дэн. Мы оба стараемся не раскачивать лодку. Никогда не заговариваем о сложном. Не копаем глубже поверхности. Это ненастоящие отношения! Неправильные! Человек должен отстаивать то, что ему дорого, а мы оба этого не делали, потому что так было проще.

Он посмотрел на меня так, словно я ударила его по лицу. Мне стало стыдно.

– Прости, – повторила я. – И зачем я так ору?

Повисло молчание. На мгновение мне захотелось взять свои слова обратно, признать, что я не права, сказать, что мы сумеем все наладить. Но это была бы неправда. Пора было содрать присохший пластырь.

– Знаешь, Кейт, когда-нибудь надо все же расстаться с Патриком, – сказал Дэн, не сводя с меня глаз. – Или ты никогда ни с кем не будешь счастлива. И знаешь? Мне тебя жаль. Дурью маешься.

Слова пришлись точно в цель. Я собралась опять извиняться, что так его обидела, но он уже повернулся спиной. Дверь захлопнулась, и воцарилась тишина. Я аккуратно положила кольцо на обеденный стол и наконец выдохнула.

* * *

Дэн вернулся за полночь, спал на диване, а к утру, когда я проснулась, уже исчез вместе с кольцом, оставив записку, что во второй половине дня пришлет грузчиков за своими вещами. Мне было грустно: перевернута еще одна страница моей жизни. Но решимость во мне только росла и укреплялась с каждым часом.

Я гнала прочь мысли о Дэне, пока занималась с Лео, с давней пациенткой по имени Сьерра и новой девочкой – Катей, она только что переехала в Штаты из Восточной Европы. Родители беспокоились, что Катя медленно усваивает язык, и просили поработать с ней, расширить с помощью песен словарный запас. Интересная задача, и, пока я возилась с ней, мне было не до личных проблем.

Последнее утреннее занятие отменилось, и после Кати у меня образовался двухчасовой перерыв до первого дневного пациента, назначенного на 14:30. Я решила прогуляться, немного проветрить голову. Ноги сами повели меня по Парк-авеню, через многолюдный Юнион-сквер к старой квартире на Чемберс-стрит, той самой, куда я попусту наведалась, когда у меня только началась череда снов о Патрике и Ханне.

Было без малого час, когда я добралась. Помедлила у двери подъезда, потом нажала кнопку против нашего старого номера.

На этот раз кто-то был дома.

– Да? – протрещал в домофоне женский голос.

– Э… – запнулась я. Представления не имела, как объяснить, зачем пришла.

– Кто там? – спросила женщина изнутри.

– Меня зовут Кейт, – заспешила я. – Я жила в этой квартире. Двенадцать лет назад.

Пауза. Потом женщина поторопила:

– Я вас слушаю.

– Я… – Я не знала, что сказать, – и потому сказала все как есть. – Мой муж умер. Мы тогда жили здесь. Из-за этого я переехала. Не разрешите ли вы зайти на минуту? Мне… мне бы надо разобраться со старыми призраками.

Женщина помолчала, потом снова спросила сквозь треск домофона:

– Вы одна?

– Одна. – Теперь во всех смыслах одна, подумала я. – Заходите. – Домофон зажужжал, и, не давая себе времени опомниться, я толкнула дверь. Поднялась по лестнице к старой своей квартире. Стены на площадке стали темно-бордовыми, появились новые лампочки, починили ту поломанную ступеньку (седьмую снизу), которую мы с Патриком привычно переступали. Но самый воздух казался знакомым: из подвала тянуло хвоей и стиральным порошком. Стало трудно дышать.

На пятом этаже была уже открыта дверь 5F. На пороге стояла женщина моего возраста, сложив руке на животе, лицо серьезное.

– Это вы звонили в домофон? – уточнила она, протягивая руку. – Я – Ева Шуберт.

– Кейт Уэйтмен. – Я пожала ей руку.

– Верно, Уэйтмен, – кивнула она. – Я помню это имя. Мы въехали сюда сразу после вас.

– Так что вы тут старожилы, – подхватила я.

Снова кивок.

– Вы сказали, ваш муж умер? Получается, совсем молодым?