Жизнь Ленина

Праздность претила Ленину. В отпуску он написал статью, озаглавленную «Новые времена, старые ошибки в новом виде». «Правда» напечатала ее 28 августа 1921 года. Речь в статье шла о «мелкобуржуазных шатаниях» крестьянства, «всегда проникающих в той или иной мере в среду пролетариата». Эти шатания, писал Ленин, «неизбежны, пока не устранены самые глубокие корни капитализма».

Нэп воодушевил врагов большевизма, признавал Ленин. «Основной мотив у меньшевиствующих: «Большевики повернули назад, к капитализму, тут им и смерть. Революция все же оказывается буржуазной, и Октябрьская в том числе! Да здравствует демократия! Да здравствует реформизм!» Правда, объяснял Ленин, большевистская революция началась с революции буржуазной. Но «за какие-нибудь 10 недель мы сделали во 100 раз больше для действительного и полного уничтожения остатков феодализма в России, чем меньшевики и эсеры за восемь месяцев (февраль — октябрь 1917 г.) их власти». 10 недель, о которых говорит Ленин, это период от октябрьского переворота до разгона Учредительного Собрания.

Первый этап большевистской революции был буржуазным, направленным против пережитков феодализма. Но в то же время, утверждает Ленин, большевики начали «социалистическую, пролетарскую революцию». «Мы нанесли всемирно ощутимый удар фетишам мещанской демократии, Учредилке и буржуазным «свободам», вроде свободы печати для богатых». «Мы создали советский тип государства… Мы развернули, как никогда, силы рабочего класса по использованию им государственной власти».

Теперь революция вступила в новый этап: «Антанта вынуждена прекратить (надолго ли?) интервенцию и блокаду». Но появился на сцене и новый враг: «Враг — мелкобуржуазная стихия, которая окружает нас, как воздух, и проникает очень сильно в ряды пролетариата. А пролетариат деклассирован, т. е. выбит из своей классовой колеи. Стоят фабрики и заводы — ослаблен, распылен, обессилен пролетариат».

Такое положение способствует распространению «левой фразы»: к ней Ленин уже привык. «Опасности мы не преуменьшаем. Мы глядим ей прямо в лицо… Опасность велика… панические крики на нас не действуют… Меньшевики кричат, что продналог, свобода торговли, разрешение концессий и государственного капитализма означают крах коммунизма». Но советский режим находит «новые силы» в рабочем классе, «…лучшие представители пролетариата теперь управляют Россией, создали армию, вели ее, создали местное управление и т. д., руководят промышленностью и пр. Если в этом управлении есть бюрократические извращения, то мы этого зла не скрываем, а разоблачаем его, боремся с ним». Но приток свежих сил из рабочего класса еще очень слаб, из-за тех испытаний, которые пришлось перенести рабочему классу России во время гражданской войны. «Больше почина и самодеятельности местам! — требовал Ленин. — За работу, более медленную и осторожную, более выдержанную и настойчивую»^{959}. На этом Ленин кончил статью. Положение в РСФСР доставляло ему мало радости. Он смотрел в лицо опасности, но опасность от этого не уменьшалась.

Прошел целый месяц без единой речи, без единого выступления в печати. Это был беспрецедентный случай. Наконец, 20 сентября появилась короткая заметка Ленина о чистке партии. Он настаивал на исключении бывших меньшевиков, «примазавшихся» к партии. «Очистить партию надо от мазуриков, от обюрократившихся, от нечестных, от нетвердых коммунистов…»^{960}

Вскоре у Ленина произошло пробное столкновение со Сталиным по вопросу о бюрократии.

Бюрократия играет особую роль в жизни коммунистической страны. Каждое правительство основывается на бюрократии, т. е. на людях, которые пишут, отвечают на письма, составляют и хранят документы, собирают информацию, отдают распоряжения, берут налоги, нанимают и увольняют других и т. п. Но советская бюрократия самодержавна. Советская система намеренно не предусматривает независимого законодательства. Законодатели и исполнители — одно, и они держат в подчинении суд и юстицию. Это триединое тело, помимо всего прочего, является единственным работодателем в стране, единственным управляющим всей промышленности, безраздельным хозяином сельского хозяйства, арбитром образования и культуры, единственным банкиром, единственным торговцем, единственным творцом внешней политики. При таких обстоятельствах от бюрократии зависит все в стране. Конечно, бюрократия остается всего лишь созданием и инструментом диктатора или олигархии диктаторов, которые могут без помехи увольнять и наказывать бюрократов. Но до того момента, как меч сечет их головы, бюрократы располагают ужасающей властью, от которой нет спасения, на которую нет никакой управы, за редчайшим исключением, когда устраивается скандал на страницах «Правды» или другой газеты и заблудшего чиновника разоблачают, — но это считанные случаи, а злоупотреблений — миллионы.