Жизнь Ленро Авельца

Он убедил армию в своих патриотических чувствах: вкрадчиво и доверительно рассказал генералам, что думает о духовных сумерках, сгустившихся над народом некогда великого Китая. Он признался, что всегда восхищался военными и их стойкостью, ведь корни их неколебимого мужества произрастают из любви к Родине и питаются высоким гуманизмом, жестоким, но справедливым, который неведом нежнокожим либералам.

Армия его полюбила. Она превознесла Джонса и назвала последним патриотом. Естественно, они ошиблись, приняли ворону за динозавра, но патриоты не вымерли, а эволюционировали, отрастили перья и чёрные крылья.

Джонс, как и я, презирал патриотов. Но, как и я, он ими пользовался. Как орудие патриоты бесподобны. В отличие от одержимых Яхве или Аллахом, у патриотов нет тяги к мученичеству, они интеллигентнее. Их интересует не своя жизнь, а сохранение страны, своего так называемого народа или нации. Это милая цель, и кто-то даже будет уважать их жертвенность.

Не я, потому что цена этой жертвенности – миллионы убитых и искалеченных, и при всём своём цинизме я не могу сбросить их со счетов.

Но иногда мы не в том положении, чтобы выбирать союзников. «Если Гитлер вторгнется в ад, то я заключу договор о дружбе с Вельзевулом», – толстяк знал, что говорил, и сдержал обещание. Оставим спор о меньшем зле философам: конкретный Черчилль раскурил трубку мира с конкретным Сталиным и не поперхнулся.

Джонсу нужна была боеспособная армия, оснащённая оружием массового истребления. А патриоты были готовы сдать город и арсеналы скорее Ким Ир Сену, чем ненавистной Организации.

Джонс превратил себя в единственную альтернативу дальнейшей интеграции Шанхая; последний рубеж борьбы антиглобалистов лёг ровно по корявой трещине его очков.

Как ловко он это провернул!

Играя примитивно, Джонс оказался гениально прост. Против Организации, львицы неокапитала, он вышел не с ружьём, а с кинжалом, зато ударил в единственное уязвимое место.

Организация поддерживала правительство. Но как только Джонс начал кампанию против передачи армии и снова стал народным героем, Организация всполошилась.

Можно было дожать парламент, но наши яйцеголовые решили, что мы приобретём армию, но потеряем Шанхай. Народ поддерживал Джонса – вечный оппозиционер, он всё время оказывался прав. Его считали идейным; люди таких любят, а я нет, потому что такие готовы мир спалить ради торжества своих идей.

Мирхофф отправил в Шанхай миссию под руководством Торре. Тот встретился и с премьер-министром, уже трижды пожалевшим о решении занять пост, и с самим Джонсом. В отличие от наших переговоров на Народной площади, Джонс теперь не играл в наивного революционера, а надел маску прагматика.

За закрытыми дверями он долго обрабатывал и Торре, и премьера, а затем огласил требования. Преподобный хотел, ни много ни мало, новую конституцию. И его аргументы сочли разумными.

Когда распалась Китайская Республика, центральные регионы превратились в постапокалипсис, а города-государства побережья – в полисы с ядерным оружием, живущие в постоянном страхе перед войной с Запада и финансовым кризисом с Востока. С тех пор форма госуправления Шанхая никак не поменялась. Институты, сформированные для функционирования в чрезвычайных условиях, не могли ужиться с регулярной сменой власти и постоянно ставили город на грань кризиса. Уровень жизни падал, цвела коррупция, инвесторы уходили, социальный сектор сжирал бюджет, а приток беженцев создавал криминогенную среду.

Правительство Худзё стало закономерным итогом разложения. Оппозиция же, кроме Джонса, вся была перекуплена городскими кланами и корпорациями, её приход к власти ничего бы не изменил.

Джонс предложил реформировать Шанхай: увеличить полномочия парламента, принять антикоррупционные законы, легализовать часть теневой экономики и снизить налоги. Он согласился войти в правительство, но придумал себе особый пост. «Национальный лидер».

Джонс говорил, что станет символом обновления. Не будет влезать в повседневные политические неурядицы, а возьмёт на себя консультативные и представительские функции. Этим его полномочия должны ограничиться (за исключением того, что парламент назначал «лидера» на целых десять лет).

Сам Джонс называл себя «духовным лидером». Он обещал «направлять» правительство и нацию, следить за моралью и беречь город от «врагов». Как он будет это делать, не имея ни исполнительной, ни законодательной власти, оставалось загадкой; Торре решил, что это болтовня, и согласился – в обмен на обещание присоединиться к Армии Земли в течение пяти лет.

Экономические трудности города Джонс взялся решить без помощи Всемирного банка, за счёт предоставления льгот нескольким поимённо названным ТНК. Он был готов передать им полную власть в городе в обмен на обещание заткнуть дыры в бюджете. По счастливому совпадению интересы именно этих компаний в Организации лоббировал Керро Торре.

Стоит ли говорить, что Организация едва минет ему не сделала?