Жизнь Ленро Авельца

Неистовость, напор, ярость – но его главным тайным оружием всегда была экзотичность. В этом смысле он и был «зверем» из тропиков, поглядеть на которого сбегается весь люд. Потому-то он и раскатал нью-гемпширца: тот сыпал цифрами и демонстрировал квалификацию – а Зверь танцевал и жонглировал; признайтесь, смотреть на циркового тигра интереснее, чем слушать лекцию профессора в скучном твиде.

Вскоре после объявления о номинации он приехал к нам в штаб-квартиру.

До сих пор я ничего не предпринимал. Дел у меня было по горло, и лезть в предвыборную гонку сверхдержавы мне не очень-то хотелось. Я ещё питал робкую надежду, что первое секулярное государство в истории не даст в обиду свою обожаемую антиклерикальную конституцию.

Да, его рейтинги били все рекорды, а конгрегация Санита накачала республиканцев такими деньгами, что даже Моника Левински победила бы в первом туре; но схватка предстояла жаркая, и многие ожидали, что Санит напугает демократов и снимется в пользу своего вице-президента.

Меня представил Саниту Паскаль Докери. После того как я ушёл из ОКО, этот человек занял моё место и стал доверенным лицом Уэллса в Ньюарке. Карьерист от шпионажа, Докери много лет работал в разведке Северного альянса: у него были свои люди в МИ-6, ЦРУ, русском ГРУ и немецком БНД. Он координировал связь ОКО с моим комитетом по религии, так что имел уважительную причину вальяжно курсировать между Цюрихом и Нью-Йорком, периодически распивая вино в компании Ленро Авельца.

В тот день я чего-то хотел от Паскаля – очевидно, информации либо про мой любимый Пакистан, либо про Бога-Машину. Был двухчасовой перерыв между заседаниями ГА, и я пригласил Докери выпить кофе. Тот предупредил, что придёт не один, а с некой «интересной личностью», с которой я, несомненно, мечтаю познакомиться. Паскаль не был моим другом, но и недоброжелателя я в нём не видел: он понимал, что к чему, и был верен Уэллсу – в принципе, мне было этого достаточно.

Докери, красивый француз с ранней сединой и галстуком аскот, притащил ко мне в кабинет коренастого человека с бычьей головой, выпирающей из расстёгнутого ворота рубашки, и толстыми руками с короткими пальцами, в котором я едва узнал знаменитого Бальдира Санита. То ли во время выступлений он выправлялся и как-то вытягивал руки, то ли это магия камеры, но при личной встрече он производил куда более скромное впечатление.

Впрочем, темперамент взял своё, изо рта его полился елей. Сдержанно, тихо и прилично он пересказал мне пару историй о выдвижении и о намерении максимально плотно сотрудничать с Организацией. Паскаль подсказал, что Санит уже помогает Особому комитету с какими-то христианскими радикалами (настолько радикалами, что мой комитет уже пожал плечами и передал досье спецслужбам) и давно хотел познакомиться с «великим» (его слова) Ленро Авельцем. Мы выпили кофе, обсудили с Паскалем дела, посмеялись с Санитом над «журналюгами», выдумавшими ему прозвище Пучеглазый Знахарь (увы, не прижилось).

– На следующей неделе, – сказал мне Санит, пожимая руку на прощание, – у меня лекция в Стэнфорде. Я назвал её «Наука и религия: непобедимы вместе». Я бы и дальше смеялся над этими дураками, – он имел в виду прессу, – но я – и против науки?.. Шизофреники выдают за мои взгляды собственные комплексы. Как вообще в современном мире можно выступать против науки? Я же езжу не на лошади, а на «крайслере». Здравый смысл, вот за что я выступаю. Я ведь не совсем республиканец и не демократ, в конечном итоге моя партийная принадлежность – здравый смысл.

Я ему, конечно, не поверил. Зверь заигрывал с Организацией, и тот факт, что его ко мне привёл Докери, значил, что он целит не в Мирхоффа и не в администрацию: его интересует фигура иного калибра – генерал Уэллс. Судя по тому, что сказал Докери, Бальдир нашёл к нему подход. Я видел, что тучи сгущаются над Капитолием, и дал себе зарок обсудить с Уэллсом эту тему как можно скорее.

Через неделю я ознакомился с текстом лекции в Стэнфорде. Ничего особенного, в сравнении с моей обычной клиентурой Санит звучал вполне умеренно: вклад христианства в науку, Фома Аквинский, Оккам, Бэкон, разница вопросов «как?» и «зачем?», совместный поиск истины и прочее. Но вместе с тем: «есть свидетельства Всемирного потопа», «первородный грех заключён в “гене зла”», «теория Дарвина и абиогенез не доказаны и псевдонаучны»; в былые дни это вызвало бы у меня смех, но теперь я просто скучал. Буддисты, индуисты, синтоисты, иудеи, мусульмане, ортодоксы, католики, протестанты, неоязычники – все говорят одно и то же.

Но было важное отличие. Это были слова кандидата в президенты США, чья популярность росла с каждым днём. Перспектива его избрания вдруг показалась мне очень реальной – действительно, а почему бы и нет? Почему бы не предположить, что это никакая не интрига – он просто хочет власти и стремится воплотить свои мессианские идеи?..