Жизнь Ленро Авельца

С утверждением его власти членство в «себастьянцах» стало обязательным для учеников всех школ Шанхая. Многие церкви мира (считай, все христиане, кроме возглавляемой моим другом РНЦ) поощряли «себастьянцев» и помогли распространиться в Европу, Америку и Африку. Католики, кстати, уже в первый год власти Джонса заявили, что полностью его поддерживают (теперь они всячески пытаются отмыться и то отрицают существование документов, то высасывают из пальца новые трактовки; но такова католическая традиция – они любвеобильны ко всем тиранам, от Гитлера до Франко).

Дорога к «новому обществу», обществу равноправия и любви, а не стяжательства, подлости и лжи («трёх китов Уолл-стрит»), лежала через «исправление» общественной морали. Боевики фонда Себастьяна стали авангардом политики Джонса, но основным орудием его власти оставалась армия. Именно с помощью армии он сумел разрешить денежные проблемы мегаполиса: урезал чиновничий аппарат, ликвидировал коррупцию и – что потрясло весь мир – истребил организованную преступность, все мафиозные кланы, десятилетиями паразитировавшие на городе.

Кое-кто сдался сам и получил шанс покинуть город. Бóльшая часть осталась – и была в буквальном смысле раздавлена гусеницами танков. Он ввёл в город армию и на несколько дней объявил военное положение. Четыре дня длилась расправа над кланами, на скамье подсудимых оказались тысячи, а город конфисковал имущество на сумму, в три раза превышавшую его бюджет. Организация помогла Джонсу и арестовала зарубежные счета преступников – в результате к концу фискального года Джонс сумел не сократить, а увеличить расходы на социальную сферу и армию.

Он установил экстраординарные налоги на прибыль и увеличил размер социальных пособий: своей конечной целью он провозгласил «эгалитарное общество» без богачей и нищих. В Ньюарке это восприняли как популизм и обозвали его коммунистом, но Джонс, оказывается, говорил серьёзно.

Он нагнул не только городских богачей, но и ТНК, которые в обмен на доступ к перераспределению активов города щедро осыпали его выплатами. В «Эпохе Джонса» есть раздел, посвящённый его экономической политике, в котором два лауреата Нобелевской премии признают: на короткой дистанции реформы сработали, но в скором будущем город бы ожидал кризис, до которого он просто не успел дожить.

С уличной преступностью, традиционным бедствием любой крупной агломерации, Джонс тоже разобрался. Он заменил всё руководство полиции, расширил полномочия среднего звена и вооружил отряды добровольцев. В течение двух лет из города исчезли наркотики (легальные, ввозимые «Синей птицей», Джонс просто запретил), и улицы стали безопасны.

Что самое поразительное – против своих политических оппонентов Джонс не использовал силу. Его боевики зачищали логова мафии, но никогда не трогали штабы оппозиции; «себастьянцы» проклинали Организацию и Уолл-стрит, но критиков Джонса – никогда. Несогласных не рассаживали по тюрьмам, не расстреливали и не вывозили в континентальный Китай на расправу.

Джонс допускал их и в Сеть, и в прессу, и на ТВ – но их разрозненные голоса тонули в общем хоре, славившем преподобного. Люди любили Джонса, любили по-настоящему, и Джонсу не нужна была тайная полиция, чтобы давить инакомыслие. Печальная правда в том, что инакомыслия в Шанхае не было – те, кто пытался бороться с Джонсом, либо уходили в подполье и прибегали к откровенному террору (и оказывались вне закона), либо тихо эмигрировали в соседние Японию и Корею. Джонс никого не держал и никогда не закрывал границ – наоборот, открытые границы «Полиса» были его любимым оружием.

К нему съезжались со всего мира – на каждого человека, покинувшего город, приходилось двое приезжих. Уезжали богатые консерваторы; приезжали преимущественно малообеспеченные люди, по каким-то причинам недовольные жизнью на родине. Индусы, корейцы и китайцы, но много было и европейцев, и американцев. Джонс принял закон об ускоренном получении гражданства и заявил: «Гражданство – это политические взгляды».

Если на собеседовании вы демонстрировали презрение к неокапитализму, убеждения христианина, социалиста или коммуниста – словом, любого противника глобального порядка, – Шанхай принимал вас в объятия, давал пособие, страховку, жильё, работу и даже бесплатное образование.

Праздник настал на улице тех, кто раньше критиковал Организацию, не предлагая альтернативы. В сравнении с нестабильным и опасным, бьющимся в кризисах и стагнациях, погрязшим во грехе и коррупции депрессивным глобальным миром Шанхай казался островком чистоты и спокойствия, сдержанного оптимизма и веры в будущее. Неудивительно, что лицо Джонса появилось на футболках и транспарантах, что его лозунги выкрикивали манифестанты у зданий Организации; под его флагами маршировали все – от недовольных европейских фермеров до христианских социалистов Либерии. Деньги, которые «мир капитала» отстёгивал за использование лица и символики, перечислялись в Фонд святого Себастьяна и тратились «на благотворительные цели».