Читаем Жизнь Леонардо. Часть первая. полностью

Но в Неаполе король и народ встретили Лоренцо приветливо. Фердинанд Арагонский, пораженный мужеством и умом молодого Лоренцо Медичи, согласился, несмотря на противодействие папы, заключить соглашение с Флоренцией. По этому соглашению, Флоренция и Неаполь обязались совместно противостоять захватническим устремлениям других итальянских властителей.

Лоренцо выехал из Флоренции 1 декабря 1479 года, а в конце месяца, когда он еще находился в пути, не зная, станет ли заложником в руках врага или будет принят, как гость, во Флоренцию вернулся последний участник заговора, Бернардо Бандини.

Вернулся он не по своей воле. Его, крепко связанным, привезли янычары турецкого султана Мухаммеда II, в письме которому Лоренцо требовал выдачи флорентийского гражданина, виновного в государственной измене, учинении побоища и убийства.




От своей матери Лукреции, чей портрет создал Гирландайо, Лоренцо Медичи унаследовал поэтический дар.


Коричневая шапка

— Леонардо, что ты делаешь?

Леонардо дружелюбно улыбнулся. Лоренцо ди Креди, стоя за спиной друга, смотрел, как тот зарисовывает в записной книжке лицо и фигуру повешенного.

Вокруг стояла толпа любопытных. Задрав головы, они глядели вверх. Из одного окна дворца свешивалась веревка, на которой раскачивалось тело Бернардо Бандини де Барончелли, убийцы Джулиано Медичи.

«Коричневая шапка,

жилет из черного атласа,

халат черный стеганый,

куртка голубая,

отороченная лисьим мехом,

воротник куртки бархатный,

рукава черные с красным,

Бернардо Бандини Барончелли. Черные чулки

Одного рисунка Леонардо было мало; он подробно записывал, какая на повешенном одежда, какого она цвета.

Лоренцо ди Креди перекрестился—то ли из жалости к Бандини, то ли к Леонардо,

Его друг, с такой любовью писавший голову ангела на картине Верроккьо, сейчас с ледяным, бесчеловечным спокойствием созерцал труп и записывал, во что тот одет, словно повешенный не был человеком и христианином, как он сам.

Леонардо заметил смятение друга и похлопал его по плечу.

— А разве эта казнь не была деянием людей? Художник — наблюдатель природы. Есть внешняя, окружающая нас природа, с ее камнями, растениями, животными, и есть природа скрытая — природа человека. Несколько дней тому назад я видел картину «Благовещение». На ней ангел, благовещая, казалось, готов был выгнать из комнаты мадонну, столь враждебен был презрительный жест его руки. А сама мадонна, испуганная, отчаявшаяся, словно хотела выброситься из окна. Нет, Лоренцо, — продолжал Леонардо, — так же, как бог создал человека по своему образу и подобию, художник создает образы, на которых лежит отпечаток души их творца. Этот повешенный — Бандини, но в своем рисунке я изобразил не только Бандини, а и себя, да и нас, глядящих на него, и тех, кто привез его из Константинополя, чтобы потом убить, и палача, который его повесил, — всех сразу. Ну, словом, художник, создающий свои картины без раздумий, на основе опыта и зрительных восприятий, подобен зеркалу, которое точно отражает разные вещи, ничего другого не зная ни об одной из них. Мы же стремимся познать природу вещей, ибо только она придает нам уверенность.

Двое друзей, продолжая беседовать, направились к дому Верроккьо.

Хотя Леонардо не жил там больше, он заходил в мастерскую за мелкими заказами.

В мастерской маэстро Андреа принимал посланцев Венецианской республики. Они сообщили ему, что Бартоломео Коллеони, умирая, оставил сто тысяч скуди республике, завещав, чтобы ему воздвигли конный памятник. Коллеони хотел, чтобы статуя была установлена на пьяцца Сан Марко. Но этого венецианцы не сказали. Опытные дипломаты, они уже нашли выход из затруднительного положения — статуя будет воздвигнута на площади Джованни и Паоло, а скульптором будет один из флорентийских мастеров. Так уже было, когда Донателло воздвиг в Падуе статую кондотьера Гаттамелаты.

Большая конная статуя в те времена была заветной мечтой каждого скульптора. Мастерская Верроккьо забурлила. Леонардо, уже записавшийся в гильдию святого Луки, то есть в корпорацию флорентийских живописцев, тоже принял участие в этой работе. Его математические познания пригодились при создании новых подъемных механизмов и перевозочных средств. Наконец, огромная модель статуи, разрезанная на части, была упакована в гигантские деревянные ящики и отправлена в Венецию. У самого Леонардо набралось множество зарисовок, составивших анатомический «трактат» о лошадях.




Перейти на страницу:

Похожие книги

120 дней Содома
120 дней Содома

Донатьен-Альфонс-Франсуа де Сад (маркиз де Сад) принадлежит к писателям, называемым «проклятыми». Трагичны и достойны самостоятельных романов судьбы его произведений. Судьба самого известного произведения писателя «Сто двадцать дней Содома» была неизвестной. Ныне роман стоит в таком хрестоматийном ряду, как «Сатирикон», «Золотой осел», «Декамерон», «Опасные связи», «Тропик Рака», «Крылья»… Лишь, в год двухсотлетнего юбилея маркиза де Сада его творчество было признано национальным достоянием Франции, а лучшие его романы вышли в самой престижной французской серии «Библиотека Плеяды». Перед Вами – текст первого издания романа маркиза де Сада на русском языке, опубликованного без купюр.Перевод выполнен с издания: «Les cent vingt journees de Sodome». Oluvres ompletes du Marquis de Sade, tome premier. 1986, Paris. Pauvert.

Донасьен Альфонс Франсуа Де Сад , Маркиз де Сад

Биографии и Мемуары / Эротическая литература / Документальное
Актерская книга
Актерская книга

"Для чего наш брат актер пишет мемуарные книги?" — задается вопросом Михаил Козаков и отвечает себе и другим так, как он понимает и чувствует: "Если что-либо пережитое не сыграно, не поставлено, не охвачено хотя бы на страницах дневника, оно как бы и не существовало вовсе. А так как актер профессия зависимая, зависящая от пьесы, сценария, денег на фильм или спектакль, то некоторым из нас ничего не остается, как писать: кто, что и как умеет. Доиграть несыгранное, поставить ненаписанное, пропеть, прохрипеть, проорать, прошептать, продумать, переболеть, освободиться от боли". Козаков написал книгу-воспоминание, книгу-размышление, книгу-исповедь. Автор порою очень резок в своих суждениях, порою ядовито саркастичен, порою щемяще беззащитен, порою весьма спорен. Но всегда безоговорочно искренен.

Михаил Михайлович Козаков

Биографии и Мемуары / Документальное