Жизнь, любовь, страдания

Набежавший Ветер зацепился за Калитку и давай ее трепать. Петли, на которых она висела, взмолились:

– Сестричка, ухватись за Щеколду, а не то Ветер сломает тебя!

– Мне и так хорошо! – ответила Калитка.

Ветер крепчал и превратился в Ураган.

Тут все Дощечки забора стали уговаривать Калитку:

– Ухватись за Щеколду!

– Мне и так хорошо! – опять твердила она.

Ураган подул с такой силой, что Петли не смогли удержать Калитку, она оторвалась, поднялась выше забора и полетела.

Все, кто видел удаляющуюся Калитку, говорили:

– Какая Калитка ветреная!

Внутренняя красота

В баре на полочке красовались Бутылки.

– У меня изумительная золотистая пробка, – хвалилась одна.

– А я сверкаю, как алмаз, – вторила другая.

– Зато ни у кого нет такой красивой этикетки, – сказала третья.

– Да что вы расхвастались! – возмутился Стакан, который не раз наведывался в бар и слыл знатоком его содержимого. – Самое приятное должно быть внутри вас, а не снаружи. Я пробовал. Оставайтесь лучше закупоренными, не то хозяин обязательно вас опустошит. Речь у него станет безумной, послушаешь и подумаешь: лучше бы рот не раскрывал, тогда бы его сочли нормальным человеком.

Самогон

Самогон в бутылке, услышав застольное выступление знаменитого певца, прошедшего тернистый путь к своей славе, забурлил от негодования:

– Я тоже прошел тяжелый путь, пока не стал высокоградусным напитком: повидал огонь, воду и медные трубы. Вон сколько желающих за столом ждут встречи со мной, а потом, опустошив стаканы, начнут хором петь мне дифирамбы.

Спустя час недопитая бутылка Самогона лежала в помойном ведре рядом с разбитыми стаканами и звякала стеклышками:

– Нет, все же далеко певцу до моей славы!

Глянцевая Бумага

Белая глянцевая Бумага лежала под Карандашом, мечтая с ним познакомиться и прославиться.

– Вы прекрасно выглядите, – начал разговор Карандаш. – Я непременно напишу о вашей красоте.

И он аккуратно вывел каждую букву на самом верху Бумаги: «Мое создание».

Тут подошел Ластик и все стер. Ему не понравилось написанное, он хотел, чтобы слова были более нежными. Карандаш написал: «Милое мое создание», но Ластик опять стер.

Противостояние Карандаша и Ластика продолжалось до тех пор, пока на Бумаге не появилась дырка. Она стала никому не нужна – и ее выбросили.

– Какие все привередливые! – ворчала Бумага. – Оставили хотя бы одно слово – «Создание».

Изюминка

На поношенный Пиджак никто не обращал внимания. Обидно стало ему. Однажды он вложил в нагрудный кармашек белоснежный накрахмаленный платочек и не спеша пошел по улице мимо идущих навстречу шикарных Костюмов. Видя его, они говорили:

– Какой удивительный Пиджак!

На следующий день Костюмы стали расхаживать по улице с такими же платочками.

Пиджак смеялся:

– Я же хотел, чтобы меня только заметили, а что получилось? Все захотели быть похожими на меня. Вот что делает видная изюминка!

Знаток искусства

В деревянной скульптуре, которая хранилась в музее, жил Жук. Каждый раз, поглядывая в прогрызенную дырочку на посетителей, он удивлялся, слыша слова:

– Какое замечательное произведение! Поистине бесценное мировое достояние!

– И чего в ней хорошего? – возмущался Жук. – Деревяшка как деревяшка, даже невкусная. Вот еще кое-где попробую, оценю, вылезу и всем расскажу…

Жук был знатоком в области искусства. Он знал скульптуру назубок.

Крашеное яйцо

У Курицы-наседки из гнезда вытащили Яйцо, сварили его и раскрасили. Красиво получилось. Поставили на полочку возле окна, чтобы все видели. Но Яйцу это не нравилось, оно с завистью наблюдало за своей родней на дворе – маленькими пушистыми Цыплятами, которые весело бегали наперегонки и прятались под теплыми крылышками Мамы Курицы.

– Как им хорошо! – вздыхало Яйцо. – Играют, веселятся, вырастут – у них тоже Цыплята будут, а у меня – никого никогда не будет. Говорят, я тоже красиво смотрюсь. Да мне красота не нужна. Я хотел бы иметь цыпленочка.

И вдруг Яйцо почувствовало, что что-то задвигалось и скорлупа треснула.

– Неужели у меня вылупится Цыпленочек? – обрадовалось оно.

Нет, Яйцо напрасно радовалось. Просто оно высохло. На раскрашенной скорлупе появились трещины, предвещающие, что она скоро лопнет.

Штопор

– Не уважают мою работу, – возмущался Штопор. – Весь день пробки из бутылок вынимаю, весь гнусь от тяжести, а вечером бросают меня на прилавок или в ящике закрывают. Короче, никому я не нужен. То ли дело Стакан, сосед мой: его почистят, помоют, до блеска натрут и поставят на самое видное место. Где справедливость? Кому бы мне пожаловаться?

Бомж

Тараканы были возмущены поведением Таракашки. Днем без разрешения семьи он уходил, пробирался в шкаф, где стояла наливка, напивался и там же засыпал.

Много раз хозяин сбрасывал его, думая, что он дохлый, а Таракашка очнется и бежит к ведру с отбросами, радостно крича:

– Жизнь хороша! Ешь, сколько хочешь!