Третью попытку ограбления со взломом мы предприняли в Сити. У нас, как обычно, был план места, полученный от человека, который там раньше работал; он и составил его для нас. Это был магазин, полный швейцарских часов. На этот раз мы пробрались внутрь через окно позади здания и поднялись наверх. Нам сказали, что хозяин уходит в одиннадцать часов. На этот раз он остался позже обычного: просматривал бухгалтерские книги. Увидев нас, он поднял шум и стал с нами бороться. Помощь пришла немедленно. К дому подбежали двое полицейских. В схватке с хозяином дома мы старались пробраться к выходу. Полицейские не могли попасть внутрь, так как дверь была заперта на засов. Мы решили убегать на улицу. Я снял цепочку и отодвинул засов. Я выскочил и пробежал две или три улицы, когда какой-то мужчина оглушил меня закрытым зонтом. Услышав крик «Держите вора!», он вытащил свой зонт, и я упал на бегу. После этого меня схватил один из полицейских, и я увидел, что двое других моих подельников арестованы. На следующий день нас судили и отправили в Ньюгейт отбывать наказание.
Мои предыдущие судимости не всплыли на суде. Двое моих товарищей раньше уже сидели в Ньюгейте и были приговорены один к десяти годам, а другой к семи годам каторжных работ, тогда как я получил восемнадцать месяцев заключения в тюрьме в Холлоувее. Я был самым молодым в шайке и не имел судимостей. После этого я больше никогда не занимался кражами со взломом. Тогда мне было двадцать два или двадцать три года.
Я вышел из тюрьмы в 1853 году и какое-то время был без сил, хотя состояние моего здоровья было хорошее. Это было последствием одиночного заключения.
Когда я вышел на свободу, я впервые с тех пор, как оказался в Лондоне, написал домой и получил ответ, в котором говорилось, что мой отец умер после нескольких лет болезни, что мне нужно приехать домой и что, если мне нужны деньги, мне их пришлют. Кроме того, мне должны были передать некоторые вещи, согласно желанию моего отца.
Я поехал домой, и у меня появились мысли, чтобы остаться там. Положение моей матери было не такое хорошее, как я думал; после смерти отца собственность, оставленная ему моим дедом, перешла к дальнему родственнику. Тогда и сейчас она еженедельно получает некоторую сумму из старого уэслианского фонда для вдов священников.
Я поехал домой в конце 1853 года и имел намерение погостить там, хотя я обещал Салли вернуться через несколько недель. Вскоре мне надоела сельская жизнь, хотя мои родные были очень добры ко мне, и, пробыв семь недель дома, я в начале 1854 года возвратился в Лондон и начал работать в одиночку. Я воровал часы и булавки для галстуков. Не занимался кражами из женских карманов, если со мной не было товарищей. Уходил на дело и смешивался с толпой один.
В конце 1854 года я получил еще шесть месяцев тюрьмы в полицейском суде на Хикс-Холл, и меня отправили в Колдбат-Филдз. Мне сказали, что, если я еще раз попаду в поле зрения властей, меня сошлют на каторгу.
Я вышел на волю в 1855 году и с тех пор мало работаю. Я иногда выступаю в роли прикрытия Салли в омнибусах и обычно ношу с собой дорожную сумку или что-нибудь другое. Обычно я сажусь в омнибусе напротив нее и стараюсь как можно дольше занимать какую-нибудь женщину разговором, в то время как она сидит от нее по правую руку. За это Салли получила в 1855 году двенадцать месяцев, и в то время, что она была в Вестминстерской тюрьме, я впервые начал отбивать чечетку на улице. Я не занимался воровством до 1856 года, когда в Гайд-парке украл у одной женщины кошелек, в котором было несколько соверенов и немного серебра. Я жил на эти деньги до тех пор, пока Салли не выпустили по истечении срока ее наказания.
Когда она вышла на свободу, я сказал ей, чем занимался, и обнаружил, что она сильно изменилась и больше не хотела заниматься кражами. Я достаточно зарабатывал на жизнь, отбивая чечетку на улицах в течение почти двух лет. Потом я несколько раз промок и слег снова. Тогда Салли познакомилась с женщиной, которая промышляла по-другому: воровала в магазинах. Пока одна из них занимала продавца делом, другая крала кусок шелка или другие товары. В это время она начала пить. Я обнаружил, что она часто доставала вещи и продавала их, прежде чем прийти домой, с целью достать выпивку. Однажды до меня дошла весть, что ее арестовали и она находится в полицейском суде в Марилебоне. Я заплатил адвокату, чтобы он выступил ее защитником в суде, и ее оправдали.
После этого я сказал ей, что если она не довольна тем, что я стал чечеточником, то я снова возьмусь за старое. Так я и делал несколько раз за прошедший год, пока я трижды не попал в Клеркенвелльскую камеру предварительного заключения. Полицейский получил украденные вещи, но был так поглощен моим арестом, что забыл об истце, который так и не был найден, и меня отпустили.
После этого случая я сказал Салли, что больше не буду заниматься воровством, и сдержал слово. Я знаю, что если бы меня отдали под суд на этот раз и признали бы виновным, то сослали бы на каторгу.