Жизнь лондонского дна в Викторианскую эпоху. Подлинные истории, рассказанные нищими, ворами и продажными женщинами

По-моему, мы больше не выходили на дело до вторника, а в этот и на следующий день у нас был хороший улов: он составил около 19 фунтов каждому. Воры всегда позволяют мальчику увидеть, что находится в кошельке, и дают ему его долю, равную с остальными, потому что он действует исключительно под их прикрытием. Если они теряют мальчика, они не могут ничего делать, пока не найдут себе другого. На свою долю, которая составила около 19 фунтов, я купил себе серебряные часы и золотую цепочку. Приблизительно в это же время я купил себе пальто и носил его на левой руке, чтобы прикрывать свои движения.

Несколько недель спустя мы пошли в Суррейские сады, где я украл кошельки у двух женщин. В одном из них было несколько французских монет и кольцо, о котором позднее появилось объявление в газете, что оно было либо потеряно, либо украдено в этом саду. В тот раз у нас был хороший улов, и мы подумывали о том, чтобы пойти туда еще раз, когда меня поймали на Флит-стрит. У моих сообщников не было возможности помочь мне, хотя они перепробовали все, чтобы дать мне скрыться. Они не могли сделать это, не навлекая на себя слишком больших подозрений. Мне дали три месяца заключения в тюрьме на Бридж-стрит, Блэкфрайарз.

Это случилось незадолго до Рождества 1840 года. В заключении я не питался тюремной едой, а получал хорошее питание благодаря доброте своих товарищей на воле, которые подкупали тюремных надзирателей. На завтрак у меня был чай, хлеб с маслом и часто холодное мясо. Мясо и всевозможные кондитерские изделия присылали мне из столовой, находившейся за пределами тюрьмы, и мне разрешали бодрствовать до более позднего часа, чем другим заключенным. В течение трех месяцев, которые я провел в тюрьме, я научился курить, так как мне передавали сигары.

Когда я вышел на волю, мы часто ходили в театры, и я не раз добывал по шесть-семь дамских кошельков в задней части лож при выходе из них. Это было время, когда огромной популярностью пользовались пантомимы. К женщине легче залезть в карман, если с ней несколько детей, которые отвлекают ее внимание, нежели к женщине, которая пришла одна.

Мы выходили на дело раз или два в неделю, иногда сидели дома целую неделю и делали вылазку в воскресенье. Я часто таскал кошельки, спускаясь по ступеням у церкви в Спитлфилдзе. Думаю, я делал это сотни раз. Эта церковь находилась неподалеку от нас, и до нее было легко добираться.

Мы ходили в музей мадам Тюссо на Бейкер-стрит, и там нам сопутствовала удача. Тогда мы нанимали рессорную двуколку, чтобы ездить на Эпсомские скачки (проводятся ежегодно с 1730 года на ипподроме «Эпсом-Даунс» в мае — июне; главные из них Дерби и Оукс. — Пер.), но женщин с собой не брали.

Обычно меня использовали больше на улице, чем в местах развлечений. Все очень боялись, что там может появиться мой отец или кто-нибудь из моих друзей и увидеть меня там.

Когда я был на Эпсомских скачках, вскоре после окончания скачек Дерби, я был вынужден против своей воли заняться двумя дамами, которые входили в экипаж. И они меня «засекли». Тут же поднялся крик, но меня увели двое моих товарищей. Третий оказался у них на пути и задержал их. Его взяли по подозрению в краже, судили, и он получил четыре месяца тюрьмы.

Я остался с другими людьми, и мы нашли еще одного на его место. Когда срок его заключения истек, мои товарищи поехали его встречать, и он в течение какого-то времени после этого не выходил на дело — почти две недели. Потом мы стали ходить на дело и были более или менее удачливы. Один из наших людей тяжело заболел и умер в Бромптонской больнице. Как и другие парни, которые отвлекали внимание при совершении кражи, он обычно хорошо одевался и хорошо выглядел. Главной его работой было охранять меня и вытаскивать из затруднительного положения, так как я был стержнем нашей шайки.

Приблизительно в это время, насколько я помню, когда мне было тринадцать лет и два месяца, я впервые стал содержать женщину. Мы занимали меблированные комнаты. Она была высокой, худой, изящной девушкой лет пятнадцати, с очень приятной внешностью. Я часто дурно обращался с ней, бил. Она терпеливо сносила все это, пока я не зашел слишком далеко, и в конце концов летом 1844 года она бросила меня. В течение того времени, что она была со мной, — а это длилось девять или десять месяцев, — мне очень везло, у меня всегда в кармане было двадцать — тридцать фунтов, и у нее столько же. Я модно одевался, у меня были золотые часы и золотой футляр для них.

Все это время я был связан с этими людьми и, как обычно, ходил на Чипсайд, церковный двор Сент-Полз и Флит-стрит. В конце 1844 года меня арестовали за попытку обокрасть женщину на Сент-Мартин-Лейн, неподалеку от Бен-Контса. Обвинение против меня выдвинул Сити, и я получил шесть месяцев заключения в тюрьме Тотхилл-Филдз.