— А убийца, между тем, преспокойно разгуливает среди таких же людей, как мы с тобой, и совсем не боится того, что когда-нибудь будет пойман. Так прикажешь тебя понимать?
— Угу, — утвердительно крякнул шериф. — В итоге получается именно такой расклад…
Конечно, шериф Эмори обещал, что продолжит работу над этим делом, что обзвонит все полицейские управления штата, чтобы получить от них информацию о пропавших людях. Рано или поздно, сказал он, кто-нибудь заявит именно о том мужчине, который утонул в озере вместе с машиной. Когда шериф ушел, отец вышел наружу, чтобы посидеть наедине со своими мыслями на передней веранде с выключенным светом, и сидел там один до того момента, пока мама не велела мне готовиться ко сну.
Была уже ночь, когда в темноте меня разбудил крик отца.
Я сел на кровати, нервы были взвинчены. Я смог расслышать, как за стеной моя мать обращалась к отцу:
— Все в порядке, — успокаивала она его. — Это был плохой сон, всего лишь плохой сон, теперь все в порядке…
Отец успокаивался довольно долгое время. Я слышал, как в ванной зашумела вода. Потом раздался скрип пружин на их кровати.
— Ты хочешь рассказать мне об этом? — спросила мама.
— Нет, о, Господи, нет…
— Это был всего лишь дурной сон…
— Это для меня без разницы. Оно было достаточно реальным.
— Ты сможешь опять заснуть?
Он вздохнул. Я смог представить его там, в темной спальне, его руки, прижатые к лицу.
— Не знаю, — ответил он.
— Дай-ка потру тебе спину…
Пружины заскрипели вновь, когда их тела шевельнулись.
— Ты что-то весь напряженный, — заметила мама. — И выше к шее то же самое…
— Тут чертовски болит. Прямо здесь, где твой большой палец.
— Это растяжение. Ты наверняка потянул мышцу.
Молчание. Мои шея и плечи тоже словно бы успокаивались и чувствовали себя уютно под нежными руками матери. Каждый раз, когда в комнате родителей кто-то начинал двигаться на кровати, ее пружины снова начинали скрипеть. Потом снова раздался голос отца:
— У меня сегодня был очередной кошмар о том мужчине в машине…
— Я так и подумала…
— Я смотрел на него в той машине, на его лицо, изуродованное до неузнаваемости, и на его шею, перетянутую струной. Я видел наручники на его запястьях и татуировку на плече. Машина погружалась вниз, вниз, а потом… потом его глаза открылись…
Я вздрогнул. Я сумел представить себе все это, а голос отца стал почти прерывистым от нехватки воздуха.
— Он посмотрел на меня. Прямо на меня… Вода заливалась внутрь его глаз. Он открыл рот, и его язык оказался таким же черным, как голова змеи, а потом он сказал: «Идем со мной…»
— Не думай об этом, — прервала его мама. — Просто закрой глаза и попытайся расслабиться и отдохнуть.
— Я не могу расслабиться, я не могу отдыхать, — я мысленно нарисовал себе тело отца, который лежал знаком вопроса на кровати, в то время как мама массировала ему сведенные мышцы спины. — Это просто кошмарный сон, — продолжал он. — Мужчина из автомобиля протянул руку и схватил меня за запястье. Ногти у него оказались синими. Его пальцы впились в мою кожу, и он сказал: «Идем со мной, вниз, в темноту». Машина… Машина начала погружаться быстрее и быстрее, и я попытался освободиться, но он не захотел меня отпустить и опять сказал: «Идем со мной, идем со мной, вниз, в темноту… « А потом озеро сомкнулось над моей головой, и я не смог выбраться из него и открыл рот, чтобы закричать, но в него стала литься вода. О Боже, Ребекка. О, Боже мой.
— Это все не настоящее. Слушай меня! Это всего лишь страшный сон, но теперь все в порядке.
— Нет, — ответил отец. — Не все в порядке. Это гложет меня, и от этого мне становится все хуже. Я думал, что смогу избавиться от всего этого. Я хочу сказать… Боже мой, я видел раньше мертвецов. Совсем рядом с собой. Но это… Это совершенно другое. Та струна вокруг шеи, наручники на запястьях; лицо, такое, словно кто-то бил по нему, пока оно не превратилось в кровавую кашу… Это совершенно другое. Я не знаю даже, кто он, кем он был, вообще не знаю ничего о нем… но это гложет меня день за днем, ночь за ночью…
— Это пройдет, — ответила мама. — Именно так ты сам успокаивал мои страхи по поводу бородавок от прикосновения к лягушке. Да брось, говорил ты, пройдет…