Жизнь между мирами. Как найти ресурс в себе, когда все вокруг разваливается

Бывшая коллега как-то сказала мне, что уже через час после начала сеанса терапии она могла определить, был ли ее пациент «взрослым или маленьким ребенком». Первый мог самостоятельно справляться со своими жизненными вопросами, а второй постоянно искал суррогатного «родителя», который помог бы управляться с жизнью. Точно так же я нередко замечал, что прогресс в терапии в значительной степени зависит от способности человека брать на себя ответственность за свою жизнь, желания перестать обвинять других или искать в них свое спасение. Психолог Кларк Мустакас сделал вывод: «Попытки преодолеть экзистенциальный опыт одиночества могут привести только к отчуждению от самого себя. Когда [человек] успешно избегает и отрицает ужасное одиночество собственного существования, он закрывается от единственного значимого пути своего саморазвития»[37]. Очевидно, что одиночество требует от нас активного развития самосознания, а также навыков стрессоустойчивости. Оно хочет, чтобы мы противостояли зависимостям, скрывающимся в наших прежних отношениях, и находили новые, неизведанные уголки в нашей психологической вселенной. Чехов как-то иронично подметил: «Если боишься одиночества, не женись». Его наблюдение было подкреплено небольшим стихотворением Рильке «Einsamkeit», или «Одиночество». Пара занимается любовью, но после этого каждый погружается в состояние посткоитальной грусти, и река одиночества снова разливается между ними, как пишет поэт. Почему же возникает грусть? Возможно, потому, что после соединения приходит момент возвращения к собственному одинокому бытию.

Хотя друзья, партнеры и всевозможные сообщества могут поддерживать, бросать нам вызов и всячески способствовать нашему развитию, также верно, что больше всего мы развиваемся и растем, когда остаемся наедине с собой, когда мы должны отыскать собственный путь и найти в себе мужество следовать по нему. Стремление постоянно оставаться на связи, общаться с другими, окружать себя всевозможным шумом – все это бегство от собственного бытия. Единственным лекарством от одиночества является уединение. Погружаясь в уединение, мы не остаемся одинокими, оставаясь одни. Мы присутствуем здесь и сейчас для самих себя, выстраивая откровенный диалог с тем Другим, который также является нами.

Юнг наиболее точно передал это, написав:

 «Самый высокий и самый решающий опыт из всех – это… остаться наедине с самим собой. Пациент должен быть один, если он хочет узнать, что поддерживает его, когда он больше не может поддерживать себя сам. Только этот опыт может дать ему нерушимую опору[38]».

Иными словами, мы должны отыскать то, что поддерживает нас, когда у нас больше нет другой поддержки, то есть когда переживание потери наваливается на нас и мы переполнены тревогой разлуки. Вместо того чтобы искать убежища в ближайшей безопасной гавани, мы должны сесть и переосмыслить произошедшее.

Только в этот момент мы можем увидеть, зачастую к нашему удивлению, как что-то внутри поднимается, чтобы поддержать нас. Мы не умрем и не растворимся, хотя нам так кажется. Переживая невыносимое, мы проходим через пустыню, чтобы прийти к живительному оазису, о существовании которого даже не подозревали.

Как прекрасно знать, что внутри тебя есть эта упругая сила. Недавно мой друг и коллега-аналитик Джэн Бауэр напомнила мне о том, насколько мы были изолированы и подавлены в дни нашего обучения в Цюрихе, живя вдали от друзей и семьи, в чужой культуре и с чужим языком. Наши преподаватели не учили нас десяти простым шагам, как выйти из депрессии, они заставляли нас возвращаться в наши скромные комнатушки и сидеть там до тех пор, пока к нам придет смысл. Кто-то следовал их совету, кто-то нет. Те, кто делал это, достигали более глубокого понимания своей души и того, что могло поддержать их, когда вокруг не было никакой другой поддержки.

Мы должны отыскать то, что поддерживает нас, когда у нас больше нет другой поддержки. Переживая невыносимое, мы проходим через пустыню, чтобы прийти к живительному оазису, о существовании которого даже не подозревали.