«Жизнь моя, иль ты приснилась мне...»(Роман в документах)

— Товарищ капитан, старший лейтенант Федотов…

— Проходи, Федотов, — прервал меня капитан, — не топчись у порога и приступай к выполнению обязанностей. Специфику работы уяснишь и ознакомишься в процессе. Главное, надо быстро разобраться в каждом человеке и ситуации, в которой он оказался в Германии. На стажировку тебе — два дня! Сегодня у нас женский день.

В большом предбаннике пять-шесть женщин заполняли опросные листы в присутствии сержанта, следившего, чтобы свои ответы они между собой не обсуждали, хотя, я полагаю, что они знали все вопросы, содержавшиеся в этих анкетах, и уже заранее подготовили на них ответы. Затем с заполненными анкетами по одной заходили в кабинет для беседы с капитаном.

Столько молодых красивых женщин, собранных в одном месте, я больше никогда в жизни не видел. Это были женщины, которые, судя по всему, в период оккупации сожительствовали с немецкими солдатами и офицерами, при отступлении были вывезены ими в Германию, а затем, в конце войны или после капитуляции, были ими брошены. В свое время они бежали от Родины в Германию, а Россия пришла в Европу, деться им было некуда, и теперь приходилось возвращаться в СССР.

Женщины-репатриантки охотно рассказывали, как якобы вредили немцам: сыпали песок в моторы, отвинчивали и выбрасывали какие-то детали и гайки (послушаешь, так перед тобой прямо патриотки родины и диверсантки, выполнявшие в тылу врага спецзадания), или как просидели всю войну в плену, или как работали в малых колониях у бауэров, или как трудились до изнеможении на ремонте дорог в Померании или на карьерах, таская по шестнадцать часов тяжелые тачки с песком и гравием, и тому подобное, честно говоря, я не верил ни одному их слову. В тот первый день стажировки я запомнил нескольких.

Одной из первых вошла очаровательная шатенка. Сколько ей было? Двадцать пять, может, двадцать семь лет. Быстрым легким движением она оправляет волосы и садится перед Малышевым на стул, расставив ноги и задрав юбку так, что становятся видны намного выше колен ее крепкие, загорелые, необычайно соблазнительные ноги.

— Извините, товарищ капитан, — обворожительно улыбаясь, говорит она и прекрасными, большими, сияющими, темно-серыми глазами показывает на меня. — Молодой человек не мог бы на пару минут выйти? Мне надо сообщить вам кое-что важное. Наедине!

При этом, как бы невзначай, она еще выше задирает юбку к животу так, что становятся видны краешки отороченных кружевами коротких голубых трусиков, туго охватывающих ноги.

Как только она произносит «наедине», я с готовностью поднимаюсь, но капитан останавливает меня:

— Сядь!.. Я не имею ни права, ни желания уединяться с вами, — подняв голову от опросной анкеты, сухо, твердо говорит он шатенке. — Это такой же офицер, как и я, и секретов от него у нас быть не может. У вас замечательные ноги, выйдете отсюда и демонстрируйте их на здоровье. А здесь потрудитесь сидеть, как положено.

— А как положено? — как ни в чем ни бывало, продолжая улыбаться, интересуется она.

— Юбку опустите! — покраснев и повысив голос, приказывает Малышев. — Вы не на любовное свидание пришли. Не на случку, понимаете?

Она опускает юбку, лицо у нее делается недовольным, обиженным и даже злым. Когда она выходит, капитан наставляет и строго предупреждает меня:

— Федотов, тебе доверяется ответственная, особой государственной важности работа. Такие особы, — он кивком показывает на дверь, — будут у тебя появляться каждый день. Для всех них ты здесь — представитель советской власти и обязан держаться с наивысшим достоинством. Со всеми ты должен быть официально-предупредителен и вежлив, но не более. На дверях у тебя будет табличка: «Старший лейтенант Федотов». Это чтобы они знали, кто с ними разговаривал и на кого, в случае чего, если захотят, могут жаловаться. Даже имени твоего они знать не должны.

Затем он объясняет суть и смысл предстоящей мне работы:

— Просматривая опросные листы, необходимо подчеркнуть чернилами все, что не соответствует действительности или вызывает сомнения, а на полях против этих строк поставить вопросительные знаки. Сделать это надо незаметно для репатриантки, лучше всего после ее ухода. Эти анкеты отправятся по местам их жительства, — сообщает мне капитан. — Там, по приезде, они еще раз заполнят анкеты, и при сравнении тех документов с этими у многих выявятся разночтения, расхождения и противоречия. Наши подчеркивания и вопросительные знаки сразу ориентируют, на что в первую очередь обратить внимание. Запомни, заруби себе на носу, что, если вступишь в связь хотя бы с одной репатрианткой или просто завяжешь знакомство — даже без физической близости! — это будет расценено как должностное военное преступление: статья сто пятьдесят четвертая Уголовного кодекса «Принуждение женщины к половому сожительству лицом, в отношении которого женщина является зависимой». Это намного серьезней, чем переспать с немкой. Это — до пяти лет реального лишения свободы. Ясно?