Жизнь на гранях миров

«Девочка моя, твоя рука так нежна… Ты будто чувствуешь сквозь сон, что я вернулся, и обнимаешь меня». Он повернул голову: в предутренней полутьме неясно виднелось тонкое лицо, тихое дыхание согревало его грудь. «Я пропустил воскресенье…» Он вдруг пожалел об этих минутах, которые мог провести с ней и детьми, о том смехе, который не услышал, о прикосновениях маленьких рук, которые не почувствовал. Эти моменты уже не вернуть: они как далёкие птицы, улетающие на юг, безнадёжно потеряны для него. Он хотел сказать себе, что будут другие, что немало воскресений на его веку, но почувствовал ложь в таком утешении. Странная боль стиснула грудь. Потерял. Потерял.… И всё, что осталось, – хрупкая рука на его груди и едва слышное дыхание…

Неделя шла незаметно. Гастан поправлялся. Игорь внимательно следил за его состоянием, заставлял принца аккуратно принимать лекарства. А вокруг шла подготовка к строительству форта: солдаты носили камни, мощные ахисы подтягивали к подножию холма огромные валуны. Игорь загорелся поначалу, с интересом смотрел, как закладывают фундамент, но, убедившись, что здесь его навыки не нужны, – архитекторы хорошо знали своё дело, – немного остыл. «Пора домой, – сказал себе, проснувшись на шестое утро, – тут справятся без меня».

Принца устроили полулёжа на спине одного из ахисов, окружили почётной охраной из трёхсот бойцов – и двинулись в путь.

– Я оставляю тебя, Гастан, – сказал Игорь за полчаса до отправки. – Мне нужно… исчезнуть.

– Твои исчезновения вселяют тревогу, – обеспокоенно произнёс принц. – Как можно выйти из охраняемого дворца, а затем вернуться так, чтобы никто не заметил?

Игорь задумался: «И что мне ответить?»

– Не хочешь говорить? – спросил Гастан. – Не надо. Но я скажу тебе, чем это кончится: тебя станут бояться.

– Я расскажу при следующей встрече, – спокойно ответил Игорь.

– Когда ты, неведомо как, появишься во дворце?

Врач улыбнулся:

– Именно. А пока – давай попрощаемся.

Гастан тепло обнял друга:

– Ты слишком дорог мне, и я, как и мама, каждый раз опасаюсь, что ты не вернёшься.

– Вернусь. Непременно вернусь.

…Смех, возня малышей, забавные попытки Саши стать на ножки и, держась за диван и за стулья, передвигаться по комнате; потом – прекрасный обед, тишина, когда все задремали, и опять веселый и шумный вечер.

Он наслаждался каждой минутой, забыв о работе и обо всех мирах, кроме этого: маленького, чистого мира своей семьи. А когда воскресенье кончилось, лёг рядом с женою и тихо сказал:

– Никуда не лечу. Сегодня – только ты…

Пространство звенит напряжёнными нотами. Они звучат, как колокола. Близится что-то, но что – невозможно понять: у него нет лица, только страшная, чёрная, шевелящаяся масса. Я опять на грани, и невидимый полёт расслабляет всё тело. И лишь некий голос, тревожный, неслышный, шепчет мне: «Будь осторожен…»

– Мама, – смеющийся взгляд Ласоро обращён к Юсан-Аминах, – ты приготовила мясо?

– Мясо? – она растерялась, но тут же поняла, о чём речь. – Он вернулся?

– Он здесь, работал всё утро и обещал быть к обеду.

Мать императора бросает мгновенный взор на место врача, пустующее больше недели, и опять смотрит на сына:

– Ты мне ничего не сказал…

– Не волнуйся, я предупредил поваров. Он будет доволен.

– Главное, чтобы он был сыт!

Ласоро улыбается и опускает глаза в тарелку. В эту минуту в обеденный зал входит Игорь, оживлённый, весёлый, делает быстрый общий поклон и останавливает взгляд на Юсан-Аминах. Она больше не может есть, все её мысли и чувства прикованы к нему: он загорел, это ему необычайно идет, а как непринуждённо держится! Слуги вьются вокруг вновь прибывшего гостя, и мать императора замирает: всё ли делают, как надо, угодят ли ему?

Длинный обед кажется ей невыносимой пыткой. Наконец, доеден десерт, и Юсан-Аминах бросает салфетку. Все встают. «Ну вот, теперь можно и поздороваться!»

Игорь подходит и, стоя между Ласоро и Юсан-Аминах, извиняется за опоздание. Она, как обычно, ласково журит его за долгое отсутствие, а затем спрашивает, понравился ли ему обед.

– Если меня так будут кормить, то, пожалуй, я перестану исчезать надолго, – смеётся врач, вежливо склоняется над рукой Юсан-Аминах и, ссылаясь на множество дел, начинает прощаться.

На её лице явственно читается огорчение: она не может скрыть ни от себя, ни от других, как дорога для неё каждая минута, проведённая рядом с ним. Но Ласоро, этот тонкий дипломат и почтительный сын, уже становится таким образом, чтобы заслонить мать от посторонних взоров и дать ей секунду оправиться. Последний взгляд на удаляющуюся фигуру врача – и она совладала с собой и благодарно берёт под руку сына:

– Милый, если у тебя нет важных дел, проводи меня к Гастану…

Юсан-Аминах бесконечно счастлива, что принц вернулся домой живым и с ранением, тяжесть которого осталась позади. Конечно, её посвятили в подробности, и Гастан честно сказал, что, не будь Игоря, он потерял бы руку.

– Только он может творить такие чудеса, – добавил юноша.

– Только он… – повторяет мать.