Жизнь на кончике скальпеля. Истории нейрохирурга о непростых решениях, потерях и надежде

В голове одновременно крутились десятки мыслей, а в это время ножницы уже были занесены над артерией Гюбнера, и тут все мысли исчезли и осталась только одна: «К черту!» Оба варианта — делать что-то или ничего не делать — были ужасными, но я не смог бы простить себе, если бы он разрушил жизнь этой женщины. Хорошо, я решил остановить профессора, но как это сделать? Я подумал о том, что мне надо оторвать глаза от микроскопа и рукой перехватить его руку. Но времени на это не было. В последнюю секунду я блокировал ножницы металлической трубочкой отсоса, которую держал в левой руке. Я почувствовал, как лезвия ножниц сомкнулись вокруг трубочки, и потом ощутил мягкие вибрации, словно поймал маленькую рыбу. Профессор понимал, что запутался, временно потерял ориентацию, а я предотвратил катастрофическую ошибку. Однако он не привык к тому, чтобы с ним кто-нибудь спорил. Я почувствовал, что очень близок к тому, чтобы распрощаться со своим светлым будущим.

«Ты закончил», — сказал профессор. Я не очень хорошо представлял, что это значило. Все возможные варианты были безрадостными. Что закончил? Операцию? Год практики? С нейрохирургией? Работу в американских больницах? Профессор был влиятельным человеком, и у меня имелось серьезное подозрение, что он меня не пощадит.

Никто из присутствовавших в операционной не видел того, что произошло под микроскопом. Никто не мог выступить на моей стороне в качестве свидетеля. Все случилось исключительно между нами. Мы с профессором оторвали глаза от окуляров и переглянулись. Хотя его лицо ничего не выражало, в его глазах я прочитал презрение.

«Закончи операцию», — приказал мне профессор. Я снова приступил к работе, стараясь концентрироваться на том, что делаю, и не думать о будущем. Профессор наблюдал.

Я накладывал последние швы, а профессор, перед тем как уйти из операционной, бросил: «Можешь не проводить послеоперационный обход». Этот обход включал в себя не только контроль состояния пациентов после операции, но и встречи с их родными. Многие хирурги очень не любят проводить послеоперационные обходы. Профессор был старшим хирургом в больнице, в которой проходили практику начинающие врачи. Именно они обычно и проводили обход, следили за послеоперационным уходом, делали записи в медицинских картах и занимались выпиской пациентов. Профессор приказал мне всем этим не заниматься, что с первого взгляда могло показаться крайне необычным. Однако причина была проста: профессор хотел контролировать нарратив как для пациентки и ее родственников, так и для самого меня.

Час спустя, как обычно, профессор завершил работу, снял халат и перчатки и принялся диктовать по телефону детали операции для занесения в медицинскую карту пациента и выставления счетов. Как и все хирурги, он диктовал так, словно строчил из пулемета, и напоминал торгующего скотом техасского аукционера, только с нью-йоркским акцентом. В конце своей речи он произнес: «Я провел операцию от начала до конца». Это была, конечно, ложь, но весьма распространенная среди старших хирургов и профессоров, благодаря которой они получали бо́льшую часть оплаты за операцию. «От начала и до конца» значит, что ты проделал операцию собственноручно от первого разреза до последнего шва. В больницах при медицинских вузах, в которых практикуются молодые хирурги, профессора очень редко проводили операцию от начала до конца. На самом деле львиную долю работы брали на себя молодые хирурги-практиканты.

Когда я начинал практику, меня крайне удивляло то, что некоторые хирурги оказались довольно некомпетентными. Учитывая гигантский прогресс в хирургии, я ожидал, что элита этой профессии будет более подкованной в техническом смысле. Но моя наивность, вошедшая в конфликт с реальностью, протянула недолго. Хирурги, с которыми я встретился, оказались самыми обычными людьми. Степень профессионализма у них тоже была очень разная и нередко не имела никакого отношения к интеллекту. Если хирург совершает ошибку, что случается гораздо чаще, чем хотелось бы, он предстает перед комиссией по неудачным исходам и смертности, в состав которой входят только хирурги.

Я остановил старшего хирурга и избежал объяснений, которые мне пришлось бы делать перед комиссией. Мне не пришлось стоять перед коллегами и объяснять, как я умудрился перерезать у пациентки артерию Гюбнера. Тем не менее факт того, что я предотвратил катастрофу, поставил под угрозу всю мою карьеру. Профессор был человеком влиятельным. Я задел его самолюбие, посмев ослушаться во время операции. Я знал, что поставил себя в сложную ситуацию, и он сам это прекрасно понимал. Но на самом деле он еще со мной не закончил. Позднее профессор устроил мне совершенно неожиданное испытание.

Однако к тому моменту моей жизни я уже прекрасно знал, что такое опасность. Десятью годами ранее, когда я был еще подростком, я столкнулся с враждебным отношением соседа, переходящим в рукоприкладство. Этот опыт закалил меня и помог пережить столкновение с профессором.