Жизнь на Марсе: Кровь, пули и Blue Stratos (ЛП)

Кэрол продолжила читать. — Искалеченный забастовками и гражданскими беспорядками, борющийся с разрушающейся социо-индустриальной инфраструктурой, столкнувшийся с широкой поддержкой публичным протестам и массовым гражданским неповиновением, генералиссимус фашистской хунты начал реагировать.

— Тед Хит? "Генералиссимус фашистской хунты"?!

Даже при таких ужасных обстоятельствах, Сэм не мог не рассмеяться.

Но Кэрол, не обращая внимания, шла напролом. — Прячась за фасадом так называемых "демократических мандатов", оно уже укрепляется за баррикадами полиции особого назначения, резиновыми дубинками и одобренным государством терроризмом.

— Этот бред, должно быть, здорово звучит в баре студенческого объединения, Кэрол, но в настоящем мире…

— В профсоюзы проникают секретные полицейские. Телефонные линии регулярно прослушиваются. Массовая слежка проникает в структуру общественных прав под носом у доверчивого населения…

— Кэрол, я слишком стар для такого.

— Средства массовой информации выдают свою диету из лжи и извращенного притворства за правду и заполняют головы обнищавших рабочих тягой к упадническим капиталистическим игрушкам, которых они никогда не смогут себе позволить.

— Лет через десять тебе будут нравиться стенд-ап комики, поверь мне, Кэрол.

— Ты часть фашистского механизма, — безапелляционно сказала Кэрол. — И нет, это я не прочитала. Государство разваливается на куски. Правительство все больше и больше прибегает к чрезвычайным мерам, чтобы остаться у власти. Скоро в любой день над зданием Парламента могут полететь свастики, вот увидишь. А ты, мистер человек из Уголовного розыска, ты — часть этого режима. Вы прислужники нацистов. Вы гестапо.

— Но тут появляешься ты и Фракция Красных Рук, чтобы поймать момент и спасти рабочих, — сказал Сэм. — Куда занятнее, чем зубрить английскую литературу, да?

— Ты как мой папа. Ты бы отправил меня обратно в Чичестерскую академию для юных леди, чтобы я одевалась в свои прелестные платьишки и строила глазки подходящим мальчикам.

— Это плохо?

— Ну если ты думаешь, что для императора Нерона правильно было играть на скрипке, пока вокруг полыхал Рим, тогда нет, не плохо, — сказала Кэрол. — Но, видишь ли, Рим полыхает. Наш Рим. И самое время встать на чью-либо сторону. Милые платьишки должны отправиться в огонь, вместе со всеми этими мещанскими школьными учебниками и всем остальным, что привязывает меня к продажной капиталистической системе, прежде всего приведшей наше текущее положение к кризису. Революция не за горами. Ей нужны солдаты, а не дебютантки.

— Ты снова проповедуешь, — сказал Сэм. — Я уже слышал такие речи раньше. Там, откуда я приехал, очень много людей говорят так же, как ты. Они используют разные слова и разные языки, но они говорят одно и то же. Они говорят, что мир нужно разделить и переделать, и чтобы сделать это, они закладывают бомбы в автобусы — и смотрят, как людям отрывает головы — и обрушивают на города самолеты.

— Самолеты на города! — восхищенно воскликнула Кэрол. Она даже всплеснула руками, как возбужденная девочка на школьных соревнованиях. — Только фашист мог такое придумать!

— Я не придумал это. Боже, это не я придумал! Это…

— Но знаешь, это неплохая идея. Просто представь, все эти изнеженные капиталистические пиявки, пристегнутые к своим креслам, вопят и воют, падая вниз.

— Если бы ты только знала, о чем на самом деле говоришь.

— А потом… Бубух! — Кэрол замечталась, погрузившись в свои фантазии. — Крушение, обрушение, прямо куда, как ты думаешь? На здание Парламента? На Букингемский дворец? А как насчет Чичестерской академии для юных леди! Да, пожалуйста! Могу я позволить себе удовольствие встать на пути делу? Да неважно. Смысл в том, что революция наступит, нравится тебе это или нет. Ты это знаешь. А ФКР ручается, что останется на правильном пути.

— Кэрол, Кэрол, — вздохнул Сэм, качая завязанной головой. — Я знаю, что произведу на тебя такое же впечатление, что и твой папа, но ты впустую тратишь свою жизнь. Тебе бы вернуться в колледж, учить экзамены, заводить новых друзей и готовиться прожить оставшуюся жизнь.

— Фракция Красных Рук — мой университет, — как и ожидалось, сказала Кэрол. — Ее солдаты мои друзья. И остаток моей жизни пройдет в содействии революции.

Сэм сдался. Это было все равно что спорить с Далеком. Она была пьяна идеализмом с чугунной самонадеянностью, которая доступна лишь с молодостью и невежеством. Сэм представил плакат с Че Гевара, пришпиленный на стене в ее спальне, как она поклоняется ему, так же, как другие девочки ее возраста поклоняются Леннону, Болану или "Bay City Rollers". Без сомнений, она представляла революцию как подобие рок-концерта без правил, с раскачивающейся, скандирующей, аплодирующей толпой, с воздухом, гудящим и потрескивающим от радостного волнения. Плохие парни должны быть повержены, и красные флаги свободы должны развернуться повсюду. И что потом? Потом солнце будет сиять каждый день, и во всем будет справедливость. Детишки всегда будут бегать босиком по парку. И взрослые не будут ничего портить.