Жизнь наизнанку

— Почти угадал. Это секатор. Как следует из названия, он нужен, чтобы сечь. — Говоря, он медленно приближался к Машке. Как бы невзначай положил руку на ее плечо, от чего девушка вздрогнула и более явственно задрожала, скосив глаза на бандита. После чего погладил. Федор с замиранием сердца следил за каждым его движением. Неужто он посмеет? — Молодые побеги, кустарник, ветки, а также… — С этими словами он схватил руку девушки и, не смотря на ее сопротивление, шустро отогнул ее большой палец и в одно мгновение отхватил его секатором. — Пальцы молодых девушек.

Машка зашлась в безумном крике. Но только мычание доносилось из-за кляпа, а глаза, полные слез, смотрели на Федора. Тот тщетно пытался освободить руки из спутывающих их веревок, до крови раздирая кожу на запястьях.

А потом Пират вошел во вкус… Сначала указательный, затем средний…

Смотреть на это Федор не мог. Он зажмурил глаза, пытаясь унять подступившие слезы. Он бы закрыл и уши, если бы мог, чтобы не слышать душераздирающего мычания несчастной Машки. Его любимой девушки…

И лишь одна мысль билась в его голове — спасти, помочь. Наконец, он дико заорал.

— Стойте! Стойте!

— Ну? — безжалостный палач остановился, сжимая окровавленную руку девушки в своей. И приподнял бровь, ожидая признания Федора.

— Я не знаю… Нет. Стой! Я, правда, не знаю! Но… Но может, есть кто другой?..

— А что… Идея! Умой-ка его ещё разок… — Великан даже глазом не моргнул, исполнив волю главного.

Бомж весь трясся. Он заходился в неудержимом диком смехе, которым могут смеяться только люди от души оценившие шутку. Минут десять, прикинул Федор, не меньше. Затем все же сильно закашлялся, схватившись за грудь, вернее то место на грязной просаленной фуфайке, за которым могла прятаться грудь у человека. Потом уставился тяжелым взглядом на мальчика. Снова сморкнулся, харкнул кровавую слюну на землю, потом начал.

— Ой, уморил! Ну, ты и выдал! Ты что всерьез думаешь, что сможешь измениться, если спасешь ее? Странный выбор. Я бы даже сказал, глупый…

— Но почему? — Федор в недоумении надул губы. — Я же люблю ее!

— Ой-ли? Правда, что ль? А может, это возможность пробиться в руководство станции тобой управляет? Вспомни, сколько «любимых» у тебя уже было за последние лет пять.

— Ну… — протянул Федор, силясь припомнить всех девушек, с которыми сводила его судьба. Судьба парня, редко засиживавшегося на одном месте более полугода. — Арина. Ирина. Клава. Света. Ну и Марина… Ах да… Да что же это я! Разве их всех упомнишь?

— То-то. И всех ты очень сильно любил. Вспомни, что ты орал Лене, например, когда мчался от ее отца по платформе ее же станции. Или когда прятался на Арбатской в тот момент, когда Ашот с Киевской пытался разыскать тебя с братьями Алсу?

— Люблю, — прошептал Федор.

— То-то. А она? Машка? Неужели ты столь глуп, что решил, что ей нужна твоя любовь? Твоя незабвенная родинка, твоя рыжая шевелюра, или холодный взгляд серых глаз? Наивный. Ей деньги и власть подавай. Или ты не замечал, как они довольные с твоим другом Петькой выходят из подсобки?

— Ну, выходят, и что? — Смутился Федор, отводя взгляд от бомжа. — Ну, помогал он ей чем… Постоянно помогает.

— Во-во. Во-во. И ты веришь в любовь?