Жизнь не отменяется: слово о святой блуднице

К работе Михаил приступал вроде бы нехотя, подневольно. Делал все неторопливо, на первый взгляд казалось — тягостно, как не от хорошей жизни.

Но усердие и старание говорили об обратном: работа его не пугает — какой бы она ни была трудной и сложной.

Не спеша Михаил примерял доски, пристукивал, подгонял, отходил в сторону, наклонял голову и, чуть прищурившись, с наслаждением рассматривал отполированный фуганком брус.

— Неплохо состряпано, такому износу не будет, — давали оценку мастерству Воланова заказчики. — За такое и заплатить не жалко.

Правда, отдельные из них, которых природа обделила совестью, под этими словами подразумевали — заплатить вообще сколько-нибудь. То есть поступить не так, как другие: пообещав рассчитаться завтра, не делали этого ни послезавтра, ни в другое время.

Михаил никому не напоминал о долгах. И многим казалось, что про них он быстрее забывал, чем сами должники. Поэтому они считали, что к нему можно было идти со вторым заказом, не рассчитавшись за первый.

Вначале заказчики радовались, что так легко им удается облапошивать этого добряка-простофилю, но потом все пошло по-иному.

У самой околицы вскоре поселился еще один плотник — по фамилии Гринько. Задержался он в Самойловке после длительного и тщетного поиска прибыльного дела где-то в малороссийских местах.

Прикинув, что в этом-то глухоманном краю спрос на плотников особый, он решил попытать здесь счастье. Сельчане, конечно, обрадовались появлению нового спеца и сразу же бросились к нему со своими нуждами. Но очень быстро поняли, что перед ними не Михаил.

Первому же заказчику за настилку полов в одной комнате Гринько предложил ввиде аванса доставить «теленка та шматок сала, та жменю махры, та немного грош». А об остальном — «столкуемось» после работы. Работодатель вначале понял плотника как шутника, умеющего быстро находить с людьми непринужденный, свойский язык, поэтому после небольшого судаченья про всякие всячины снова в том же заинтересованном тоне заводил разговор об оплате.

— Ну, а все-таки, сурьезно — сколько ты с меня слупишь?

— Я ж козав тоби… Хиба ты глухой, чи шо? — неподдельно удивлялся Гринько.

Оторопевший заказчик хотел было сослаться на Михаила Воланова, которому за этот вид работы можно было заплатить сущий пустяк, но Гринько махнул рукой и отвернулся от него.

— Нема гиршего ворога, як дурний розум.

Это было первое знакомство с новым плотником, вызвавшее недобрый гул в деревне. Многие клялись, что ноги их не будет у порога дома Гринько. Но это были лишь слова. Плотницкой работы в каждом дворе было невпроворот. И с одним Волановым проблем не решить. Люди разводили руками, ворчали, плевались, но все ж шли к Гринько. А тот, смекнув, что его руки в ходу в этом краю, разработал четкий и жесткий прейскурант оплаты своей работы и никогда никому ни в чем не уступал. Его не интересовало: шел ли к нему человек с радостью или гонимый нуждой или горем. Без задатка он и гроб не начинал делать. Даже если его на коленях просили.

— И шо вы причипились до мэнэ, як блоха за кожух! Так, чи не так, а перетуковати нема чого.

Обычно на этом весь разговор заканчивался. Показав свою натуру жадюги, Гринько вместе с тем невольно повысил цену труда и Михаила Воланова. Может быть, у людей совесть зашевелилась после сравнения Воланова с Гринько или еще что-то, но Михаилу за труд стали платить вдвое больше, чем прежде, хотя эта плата была все же значительно меньше, чем получал Гринько.

Жизнь однако не баловала Михаила. Немного было в ней радостного. За год пришлось справить двое поминок. На свет иной ушли бабушка и мать. Отца Михаил не знал с младенческих лет.

Холодной безжизненной тоской повеяло от его дома. Неумевший выносить свое сокровенное, душевное на люди, стал он замыкаться, дичать и, как монах-схимник, многое перестал замечать вокруг себя. Но в деревне нашлось немало таких, которые решили взять на себя роль спасителя души «усыпающей».

Однажды соседка Михаила — полная и очень чувствительная женщина — на какой-то «бабьей сходке» решила поразить своих подруг умением раскручивать сложные клубки жизни. После бессонной ночи, проведенной в терзаниях и поисках, она пришла к выводу, что Михаила нужно женить.

Но когда она высказала эту идею в надежде ошарашить всех своей мудростью, то оказалось, что почти все женщины уже давно обмозговали этот вопрос. Причем некоторые из них в обдумывании этой проблемы зашли гораздо дальше. Они хотели женить Михаила на своих дочерях.

«А разве плохо? — рассуждали матери, очень беспокойные за своих взрослых дочерей, — обзавестись таким зятьком: парень работящий, неизбалованный. Дом есть да и в доме кое-что. И хоть Михаил и немного мешковатый, ну а в общем-то ладный, спокойный, с хорошим „карахтером“».

И посыпались к Михаилу одно приглашение за другим. И почти все эти приглашения были «делового» характера. У одних нужно было посмотреть — почему-то дверь плотно не закрывается, у других — половицы начали скрипеть, третьих — потолок начал понемногу провисать. Заказы были разные, но всех их объединяло одно — вызов Михаила на дом заказчика.