— Что, заработало? — спросил бродяга, которому с улицы не было видно. — А согнуть можешь?
Илья осторожно подтянул к животу ногу, послушно согнувшуюся в колене — сначала правую ногу, потом и левую.
— Вот видишь, сынок, красота-то какая!
Илья неожиданно разревелся.
— Я боюсь, я не хочу… Давай, делай обратно! Мне и так здесь хорошо!.. — крикнул он, томясь, с какой-то смертной мукой в голосе.
— Обратно ходу нет, — сказал старик. — Говорю же, главное — не бояться. Ты ж хороший парень, чего тебе бояться-то? Хотел людей учить — вот, в институт пойдешь… настоящая жизнь начнется, парень.
Ноги у Ильи горели все сильнее.
— Хватит сидеть-то, — сказал старик. — Вставай. Принеси мне еще воды. А то выпил все…
— Что ты сделал со мной, колдун?..
Пошатываясь, Илья встал на ноги и, едва не упав, схватился за стену. По этой стене он и двинулся опять на кухню. А когда вернулся с полным ковшом обратно, старика на улице не было. Как сумел он исчезнуть столь быстро на своем потертом костыле — этой загадки Илья никогда не разгадал.
А ноги-то у него пошли, пошли…
И однажды ночью, молниеносно сбежав с горы, он сильно оттолкнулся ногами от края обрыва, долго летел, и, наконец, тугой пятнистой щукой вошел в привычное, сладостное, податливое тело реки.
Вавилон. Повесть
1. «На день рождения коллеги засыпали меня подарками. Мелкими, бессмысленными. Всего их многовеликолепия, пожалуй, и не упомнить мне. Но были, например, среди подношений пластмассовые настенные часы китайского происхождения, работающие от пальчиковой батарейки; неизменный презент для мужчин: теплые носки, особенно нелепо выглядевшие по июльской жаре; ручка-фонарик; собрание сочинений Агаты Кристи в потертой мягкой обложке (издание перестроечных времен); зажим для денег…
Перечислять всё долго, да и не нужно. Важно лишь, что среди прочих артефактов оказалась вот эта записная книжка — плоская, бездарная в своей убогой рациональности, но голодная до чернил. Однако, увидев книжку впервые, я сразу жестко решил, что страницы ее навсегда останутся нетронутыми, ненасытными. Существует такая категория подарков — они, по происхождению своему, изначально не годятся для серьезного дела.
Я стал носить ее в кармане случайно: сунул и забыл. Она настолько мала и скромна, что никак не напоминает о своем существовании. Но при моем-то мелком и аккуратном почерке, думаю, в этой книжке могла бы уместиться приличная повесть».
2. «В наших карманах, между прочим, постоянно живут вещи, которые там не должны находиться, — и живут, бывает, годами. В кармане моей старой джинсовой куртки долго квартировал один-единственный грецкий орех, устроившийся среди потрепанных троллейбусных талонов — до того иссохший, что напоминал уже какой-то каменный уголек. И еще рядом с ним лежал, бог знает для какой надобности, небольшой обрезок медной трубки. Каждый раз, залезая рукой в карман, я напоминал себе, что барахло нужно поскорее выкинуть, но не решался сделать это немедленно. Да и жалко было — привык; казалось мне, наверное, что если выкину эти безделицы вон, то лишусь чего-то важного в жизни.
Когда же и в самом деле пришлось вытащить их из кармана (старой куртке решительно потребовалась стирка), то, глядя на эти предметы, я чего-то — непонятно чего даже — испугался всерьез. Бросил их поскорее в мусорное ведро, а куртку раз и навсегда выстирал. Вот и с книжкой такая история… Не думал, что она пригодится когда-нибудь.
Однако недавно мне потребовалось записать адрес и телефон объявившегося через много лет старого знакомого; столкнулись на улице глаза в глаза, не уклониться… он, смотрю, седенький уже, хромой, с палочкой… а ведь ровесники! пришлось стоять на солнцепеке и произносить ненужные слова, совершать фальшивые бодрые движения, призванные убедить собеседника в твоем полном, всем на зависть, благополучии; потом выпить по кружке пива. За пивом выяснилось: мужик служил по горячим точкам, воевал, теперь на пенсии. Скучает. Не прочь бы заняться настоящим делом, но такого дела пока не видит. «Обращайся, — сказал он мне с улыбкой, — если надо кого-то взорвать». Конечно, именно такая надобность обязательно появится у меня в самое ближайшее время. Я кивнул и стал демонстративно охлопывать карманы в поисках какого-нибудь предмета, где можно было бы сохранить информацию, — хотелось поскорее отделаться от этой протухшей дружбы — и вдруг наткнулся на записную книжку. Не сразу и сообразил, что такое там лежит в заднем кармане брюк. Я извлек книжку, а Георгий (наконец-то вспомнил, как его зовут — Жора!) поделился авторучкой, и, значит, на очень короткое время у нас с ним опять возникло нечто общее. Адрес и телефоны были благополучно записаны (вот они здесь на самом верху первой страницы: домашний, рабочий, два мобильных — ряд бессмысленных знаков, за которыми просто ничего не стоит; и лицо-то друга уже снова начало стираться из памяти). Мы разошлись очень довольные, и у обоих, думаю, было только одно желание: никогда больше не встречаться».
3. «“Не следи за временем — следи за собой!”