Сегодня на улице придумал эту фразу, жаль было забывать ее. Себя я знаю хорошо: память у меня не железная, а, скорее, глиняная. Здесь и сейчас помню, а там и потом уже нет, развалилось яркое видение, рассыпалось, развеялось пылью по ветру. Поэтому все, что придумывается интересного, нужно обязательно сразу фиксировать. И я снова стал проделывать движения, хорошо известные в двадцатом писчебумажном веке, но уже отмененные в мобильном веке нынешнем — начал хлопать и гладить себя по карманам. Опять нашел эту потайную книжку, обрадовался ей.
Завелся в кармане и небольшой карандаш для полного удобства. Он женился на записной книжке — не исключаю, что ради ее жилплощади. Но осуждать его вряд ли стоит. Браки по расчету обычно крепки.
И теперь я оказался вроде бы во всеоружии перед миром, который ежедневно и ежесекундно водопадом льется на меня со всех сторон, так что и вздохнуть невозможно без того, чтобы не проглотить какое-то количество грязной воды. Маленькая записная книжка дает возможность противостоять миру… Нет, это неправильно — не противостоять, а осваивать его.
До сорока лет ничем таким я специально не занимался (вернее, баловался в далеком детстве, но бросил)… Словно пересек водораздел, за которым начинается иная жизнь, и эту книжку подарили мне не случайно… Кстати, так и не знаю, кого за это благодарить.
Что-то похожее было со мной несколько лет назад. Я увидел в магазине красивую дорожную сумку. Вряд ли смогу определить точно, чем она привлекла мое внимание. Хай-тек, минимализм, строгость… Я купил ее, почти не задумываясь. И вот удивительное дело: с тех пор стал часто разъезжать. Редко эта сумка пустовала. Можно подумать, я начал много путешествовать именно потому, что купил красивую дорожную сумку».
4. «Накануне дня рождения был в церкви — хотел точно выяснить, можно ли отмечать сорок лет, устраивать праздник. Многие считают, что нельзя. Плохая, дескать, примета.
Отстоял службу. Молодой попик крестился уверенно и даже щегольски, так, словно ордена себе на грудь привешивал. После я подошел к нему со своим вопросом, и он сразу начал наседать на меня, чуть ли не ругать, словно я в чем провинился. Учить стал, хотя самому-то, может, лет двадцать семь всего. В Библии, мол, ничего на сей счет не сказано, это просто суеверия, которым поддаются одни глупцы… В общем, я понял, что ограничений никаких нет. Я и сам так думал.
Вскоре попик немного остыл, мы поговорили с ним уже спокойно. Оказался нормальный мужик, зовут Глеб, бывший военно-морской офицер. Просто к службе своей нынешней он относился не менее ревностно, чем к той, прошлой.
Ценю таких людей.
Только бы не разочаровался он опять…
Я-то сам не то чтобы потерял веру в какие-то светлые идеалы или убедился, что нами руководят подлецы… Нет. Просто за годы своей работы я сумел почувствовать: все люди, независимо от пола или возраста, желают друг другу смерти. Это, конечно, происходит не напрямую, но подспудно чувствуется постоянно: в том, например, какими бывают лица наилучших подруг, сидящих за аперитивом, едва одна из них отвернется чуть в сторону; в том, с какой мягкой улыбкой товарищ выслушает твой рассказ о достигнутых успехах; в проклятьях, которые начальник шлет своему подчиненному, завалившему, казалось бы, верное дело… Взгляните на мать, тискающую своего ребенка в шутливых объятиях. Что-то слишком крепки эти объятья. Малютка уже посинел. Вот мать испуганно вскрикивает, если малыш удалится от нее на опасное расстояние — мне тут ясно слышен восторг человека, заглянувшего за край пропасти. Влюбленный юноша часто представляет себе свою девушку лежащей в гробу, и тогда сердце его сладко замирает: как я буду без нее?.. С кем?.. А она — мечтающая надеть красивое черное платье на его похороны, поставить на могиле любимого изящный памятник с ангелочками и долго предаваться медовой скорби?.. Потом уехать, безутешной, в дом отдыха и в первый же вечер познакомиться с кем-нибудь?..
Ну а сами-то вы, признайтесь, разве никогда не рисовали в своем воображении прочувствованную, взволнованную речь на похоронах друга? Не хотели спровадить его на тот свет раньше, чем сами туда попадете?..
Э, да что говорить…
Я, разумеется, привык к этому порядку вещей, не собираюсь ничего менять, но не собираюсь и делать вид, будто мне все нравится. Трудно жить среди лицемеров.
Я верю только в одно — в долг, который следует выполнять неукоснительно».
5. «…И ведь неплохой получился праздник! Коллеги поздравили меня, а начальство намекнуло: скоро предстоят большие перемены, повышение. Как же, ведь я ценный кадр. Понимаю, что незаменимых людей нет, но все-таки в нашей клинике я в какой-то степени незаменим. Иногда, конечно, за глаза и за углом слышится завистливое «жлоб» — но обращать внимание на такие глупости ниже моего достоинства.