Жизнь не так коротка [сборник]

Дело, пожалуй, в том, что мир довольно равнодушен ко мне, да и ко всем вообще людям, но он равнодушен не зло. И ждет от меня, да и ото всех вообще, только одного — действия! Это и есть наш долг.

Мне даже отчего-то хотелось заплакать, хоть я и понимал, что все это чрезвычайно глупо. Да… Так и в самом деле из врачей можно в пастухи уйти.

Наконец флейты и трубы отвыли, отстонали и принялись утирать свои слезы очередным клочком гигиенической рекламы.

— Ну как, сын, понравилась тебе эта музыка?

— Ага, красивая. Пап, теперь мы пойдем нашу дачу искать?

— Конечно. А смотри, как здесь, на горке, хорошо. И видно далеко…

В самом деле — далеко, красиво… Неожиданно я совсем успокоился и почувствовал себя гораздо лучше.

— Пап, ну я пить хочу!

— Ну идем, идем. Я, кажется, понял, где мы свернули не туда. Не бойся, через пятнадцать минут будем дома.

Я почти физически почувствовал руку, властно вмешавшуюся в события; рука эта нарушила мои планы, она повела меня к какой-то неведомой цели, и не подчиниться сейчас этому диктату было бы просто странно.

Мне показалось, что стоит только пойти за этими ребятами, и я тоже скоро отыщу «свою» дачу. Я выждал пару минут, натянул ботинки и осторожно вышел из кустов. Две небольшие фигурки были уже на порядочном расстоянии.

Возвращаться пришлось недолго, вскоре отец с сыном свернули направо возле малоприметной развилки. Когда я добрался туда, то опять увидел рыжую девочку на велосипеде. Она ехала мне навстречу. Снова она внимательно и как-то выжидающе осмотрела меня. И прямо передо мной повернула в ту же сторону, что и мои проводники.

Это меня немного озадачило. Идти вслед за ней? Но я собирался вовсе не за ней, а за теми двумя… Впрочем, какая разница. Дорога общая.

Я решительно свернул…

Ну, вроде бы нашел. Вот он, щитовой летний дом светло-зеленого цвета. Вот три его окна. Вот пристроенная терраса… Правда, мне показалось, что цвет дома скорее светло-синий, да ведь на вкус и цвет товарища нет.

Калитка была закрыта только на вертушку. Все верно. Я открыл калитку и вошел на участок.

Никаких насаждений, за исключением трех старых корявых яблонь, сильно запущенных и, видимо, бесплодных. Участок был давно не кошен, я едва смог пройти к крыльцу. К счастью, коллега не соврал, дверь действительно охранялась лишь откидным гвоздиком. Слава богу, есть крыша над головой. Теперь гроза не страшна».

8. «Я бросил сумку на пыльный красный диван и пошел искать колодец.

Колодец был, ворот на нем действовал, и была цепь, а ведра на цепи не оказалось. Не оказалось его и в доме. Там, в доме, вообще почти ничего не было, только голые стены, диван, стол и два рассохшихся деревянных стула при нем. На столе несколько запыленных стаканов. Было очень много свободного места в этом пыльном и светлом строении. Я побродил по комнате, посидел в кресле на веранде. Свет бил в голые окна. Хорошее место для человека, которому нечего скрывать.

Я вернулся к колодцу и опять бесцельно заглянул туда, словно это могло помочь.

Дрожащее, живое зеркало глубоко в земле. Черное, яркое, как нефть. И оттуда снизу я гляжу — маленький, смутный — безмятежно опершись локтями на подоконник. Капля со лба вниз сорвалась, тут же исказив всю картину мира. Лоб у меня, того, который внизу, стал вдруг вытягиваться вверх и в сторону, активно прибавляя в уме, а потом резко метнулся обратно, отбросив меня во времена неандертальцев.

Придется просить ведро у соседей, ввязываться в ненужный контакт.

Продравшись через траву, я подошел к низенькому заборчику, разделявшему участки, и моему взору предстала следующая картина.

На участке соседского дома было трое человек.

Мужик, наверняка порядочно пьяный, храпел под навесом в кресле-качалке, далеко откачнувшись назад и запрокинув голову. Его ноги в плетеных шлепанцах торчали выше носа. Правая рука с синей наколкой свешивалась до полу и упиралась в доски веранды костяшками пальцев. Рядом стояла пивная бутылка, почти пустая. Мне почему-то вспомнилось, что именно вот так, упираясь в землю пальцами передних конечностей, быстро и ловко передвигаются высшие приматы…

Его, очевидно, жена — кудрявая, лет тридцати пяти, в чрезвычайно открытом купальнике — неумело ковырялась лопатой в грядке.

Третьей была девочка-велосипедистка. Она сидела на своем железном жеребенке, одной ногой упираясь в крыльцо, другая ее нога покоилась на педали, готовая, в случае чего, резко надавить. Девочка первая заметила, что я подошел к забору.

— Ма-ам! — хмуро протянула она.

И кивнула распрямившейся женщине в мою сторону. Женщина обернулась и ойкнула, проведя ладонями по своим голым ягодицам.

— Здравствуйте, — сказал я, как мог приветливо. — У вас ведро можно попросить на десять минут?

— Ведерко? — переспросила женщина каким-то ласково-испуганным тоном и тут же метнулась к дому, но с полдороги вернулась и, просительно кивая в такт своим словам, предложила: — Вам водички достать, да? А может, вы пивка хотите? У нас есть пивко холодное!

— Не откажусь.

— Я сейчас!

Она снова метнулась к дому.

Вот это дрессировка! Ее муж был достоин восхищения и самых добрых слов.