Жизнь не так коротка [сборник]

К Борису и Ольге Ксень Лексевна сразу почувствовала какую-то трепетную нежность, разговаривала с ними ласково, будто с малыми детьми. «Какие же вы красивые, ребятки! Какие молодые! Как вы любите друг друга! Так и надо! Молодцы!» Ольга часто беседовала с ней о чем-то. При появлении Бориса женщины замолкали или просто меняли тему разговора. Из этого Борис сделал вывод, что говорили о нем.

— Забавная старушка, — сказала как-то Ольга, лежа в кровати после обеда, — милая… Она могла бы быть моей старшей сестрой. Лет так на тридцать помоложе…

— Не знаю, — сказал Борис. — По-моему, жизнь у нее была не сахар. Скорее всего, она служила следователем где-нибудь в военной прокуратуре. А может, и чего похуже. Легко могу представить ее в подвале с пистолетом, приставленным к чьему-то затылку… Сейчас замаливает грехи и наверстывает упущенное время. Страшусь я этой старушки, честное слово…

Ольга сначала онемела, а потом проорала Борису в лицо:

— Знаешь, милый, из-за таких мыслей однажды ты проснешься мертвым!

Борис даже опешил слегка и тут же выправился:

— Если честно, однажды каждый человек проснется мертвым. Поверь, я видел такое много раз…

— Но с тобой это случится значительно быстрее, чем с другими!

— Поживем — увидим.

— Вот что ты все время строишь из себя, скажи? Я понимаю, ты врач, профессия накладывает на тебя отпечаток. Ты стараешься быть циничным, критичным, хладнокровным. Стараешься ничему не удивляться, выглядеть этаким эстетствующим интеллигентом… а что ты вообще в жизни сделал, чтобы иметь право так себя вести? Совершил какие-то подвиги, получил ордена и медали?..

— Нет, я просто работал. Мало работал, надо гораздо больше. Сам постоянно думаю об этом. Надо работать больше… Я должен совершить какое-то деяние, понимаешь? Меня долго воспитывали, учили, я принял это как должное. Я полон сил. Мне нужно вложить свою силу в какое-то дело или же навек остаться бездеятельным… Впрочем, это лирика. А если я такой плохой, зачем ты хочешь быть со мной?..

— Уже не уверена, что хочу.

Борис лег, заложив руки за голову, уставился в потолок.

— И что я могу с этим поделать? Как врач, рекомендую тебе, пожалуй, проверить печень. Нет, серьезно. Ты в этот раз слишком рьяно воспитываешь меня. Конечно, учительская профессия накладывает на тебя определенный отпечаток… но все это ни к чему. Поздно уже. Поздно…

А однажды к ним залезли воры. Борис всегда запирал входную дверь на ночь и еще задвигал ее стулом — квартирная хозяйка говорила, что воровство и даже грабежи в поселке не редкость, особенно по ненастным ночам. В эту ночь как раз поливал дождь, на дворе стояла абсолютная тьма. Часа в два Борис вскочил с кровати, сам не зная отчего, и подошел к двери. Увидел, как ручка медленно опустилась, дверь тихо дрогнула пару раз.

— Стреляю без предупреждения! — рявкнул Борис и включил в комнате свет. Увидел, как мимо окна вниз метнулась гнутая тень, лестница загрохотала. Он открыл дверь и выглянул наружу. Человек с фонариком убегал по тропинке сада в сторону забора, запнулся, едва не упал. Через несколько секунд хлопнула дверца автомобиля, загорелись фары, и машина, резко вывернув и осветив несколько нижних крыш, начала спускаться под гору, а потом исчезла за соседним домом.

— Все, теперь не поймать, — сказал Борис проснувшейся Ольге.

— А что здесь было? — она щурилась и никак не могла прийти в себя. К ее щеке прилипла белая ниточка. Борис снял ее губами.

— Разбойнички пошаливают.

— Какие разбойнички?

— Да спи, спи, уже все хорошо…

Утром выяснилось: не так-то все и хорошо. У Пехтерева украли чемодан с его книгами. Вот досталась ворам добыча. Василий Иванович долго горевал и стонал на кухне, пока Борис не заметил ему, что, в конце концов, книги ведь пошли в народ, это для писателя главное. А Ксень Лексевна предложила Пехтереву выпить на брудершафт; они выпили, поцеловались, потом еще и еще; в конце концов Пехтерев утешился, повеселел. С тех пор писатель и его фурия ходили на пляж загорать и купаться вместе. Они отчаянно спорили и ругались вдрызг каждый день. И оба получали от этого массу удовольствия. Пехтерев даже вновь начал отращивать бороду. Единственное, от чего он не мог отказаться, — это от своих литературных чтений…

Впрочем, однажды в приступе откровенности (морская ли беспечная жизнь так подействовала на него) он стеснительно сказал:

— Если бы вы знали, Боря, какую бездарную ерундистику я пишу… Это просто ужас.

«Знаю», — почти ляпнул Борис, да вовремя остановился. Писателям такое говорить нельзя.

А на следующий день после обеда Пехтерев, аккуратно промокнув рот салфеткой, сообщил:

— Вот задумал новый роман. Остросюжетный. Представьте: курорт, лето. Происходит ограбление. Среди отдыхающих находится популярнейший писатель. Он берется за расследование, потому что милиция, разумеется, ничего не может раскрыть. Ну, тут будет игра интеллекта, погони, драки, любовь… может быть, даже секс. Как вам?

— Свежо, увлекательно, — сказал Борис. — Думаю, роман оторвут с руками.

— Мне уже не терпится начать. Соскучился по настоящей работе, если честно.

— Понимаю вас.