Жизнь обреченных на смерть

— Не понял, — Эрик за всю свою жизнь разговаривал с Джейсоном раза три, и это было много-много лет назад. И сейчас ему было очень сложно воспринимать этого нового Джейсона.

— А чего тут не понятного. Твое отношение к семье не мешало мне жить так, как я хочу. Мне было только лучше, основная масса взглядов была направлена на тебя, в то время как, я мог за твоей спиной проворачиваться свои делишки.

— Но ты не убил меня…

— Да, Фарана, я не убил тебя. Что тебя в этом так потрясло?

— В нашей семье так не принято. И я всегда считал тебя самым…

— Отмороженным?

— Да.

— Почему именно меня?

— Никто из наших братьев не сделал убийство своей профессией! — возмущенно выдохнул Эрик. — Они убивали, да. Но никто не стал зарабатывать на этом деньги.

— Ты странный какой-то! Они убивали просто так! Им было скучно, и они убивали, им что-то не нравилось и они убивали. Они убивали, убивали и убивали.

— А ты?

— Поначалу я был таким же… Но потом я познакомился с Дэймом и Яго.

— И перестал убивать?

— Нет, понял бессмысленность этого. Зачем убивать, если от этого ничего не имеешь? Ни морального удовлетворения, ни славы, ни репутации, ни денег! Ничего! И перестал убивать просто так. Нет, я, конечно, мог убить кого-то, кто угрожал мне, или оскорбил меня. Но это было мотивированное убийство, а не просто так от скуки. Но с каждым годом это происходило все реже и реже. Я сам не заметил, как стал спускать с рук невинные замечания в свой адрес и поднимал оружие, только если в этом возникала необходимость. Нет, у меня не появилось жалости к людям. Мне просто перестало нравиться совершать бессмысленные действия.

— Даже не знаю, что сказать. То ли твоя философия это верх цинизма, то ли некая ступень эволюции в нашей семье.

— Эрик, ты всегда был склонен все усложнять! Скажи, благодаря моей, как ты ее назвал, «новой философии» людей стало умирать меньше?

— Меньше.

— Все, больше никаких доводов быть не должно. С точки зрения общечеловеческой морали, коей ты так подвержен — Сие есть хорошо.

— Ну, в общем и целом ты прав, но если посмотреть на то, что убийства, совершенные нашими братьями в основной своей массе совершены без осознания того, что это зло… Ведь родившись в нашей семье, они просто не могли вырасти другими…

— Ерунда! Ты вырос другим! Они росли в той же семье, что и ты, ходили в ту же гимназию, что и ты, гуляли по улицам того же города. У них у всех была возможность стать таким, как ты. Но они не захотели этого, потому что требуется характер, сила воли, для того, чтобы изменить если уж не мир вокруг себя, то хотя бы себя самого. Ты просто оказался сильнее их.

— Надо же, я всегда считал себя самым слабым из всех нас.

— Слабые те, кто позволяют течению нести себя по заранее объявленному маршруту. Только сильные способны, проплыв против течения, выбраться на берег, и пойти своим путем.

— Прости, не хочу тебя обидеть, но я никогда не общался с тобой так близко прежде… Ты всегда казался мне чудовищем… Я много потерял?

— Нет, просто обстоятельства меняют меня так же, как и других людей. Все мы в той или иной мере подвержены влиянию происходящих с нами событий. И я не исключение. Другой вопрос, что я не уверен в том, стоит ли тебе общаться со мной и сейчас. Я был, как ты выразился чудовищем, и я им остаюсь. Просто последнее время в этом чудовище периодически стал просыпаться человек.

— Но почему именно сейчас? Из-за смерти мамы?

Джейсон нервно встал с кровати и подошел к окну. Повернувшись спиной к брату, он дал ему тот ответ, который нашел сам для себя, стоя и держа в руках сердца Элиота, когда его зашивала Джинни.