Читаем Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 1. 1867-1917 полностью

Преподавание Закона Божия велось прот. Косицыным, который на меня производил удручающее впечатление своей ненужной строгостью и непосильными для малышей требованиями. В приготовительном и 1-ом классах мы проходили, главным образом, Ветхий Завет с его грозным Богом — Иеговой и ненужными подробностями из истории Царства Израильского, Это вселяло в детские души какой-то ненужный страх, а не чувство любви и прощения. Мне представляется, что преподаватели Закона Божия делали большую ошибку, начиная изучение религии с истории Ветхого Завета. Детей нужно знакомить прежде всего с учением Иисуса Христа, касаясь только кратко истории Ветхого Завета, по-сколько это совершенно необходимо для увязки хода исторических событий. Знакомство более подробное с Ветхим Заветом должно быть отнесено только к старшему возрасту, но и тогда не должно быть велико. В преподавании Священной истории основное внимание должно быть сосредоточено на изучении Евангелия.

Я не хочу утверждать, что мы вовсе тогда не проходили краткой истории Нового Завета, но насколько я помню, все учебники по Закону Божию начинались с истории Ветхого Завета.

Иногда на уроке Закона Божия к нам приходил директор гимназии М. В. Басов и спрашивал, какое Евангелие читалось за обедней в последнее воскресенье? Может быть, находился один или два из мальчиков, которые могли на это ответить; большинство же было не в состоянии дать ответа. В числе их был и я.

Порядок в гимназии был очень строгий. Мы собирались в 8 1\2 ч. утра в нижнем этаже гимназии, где были раздевальни и находились под наблюдением особых надзирателей (их, кажется, были 3 на всю гимназию). В 8.45 мы выстраивались по классам, приходил директор Басов, читалась молитва перед учением, директор прочитывал отрывок из Евангелия, после чего нас разводили по классам. Для завтрака в 12 часов мы собирались в нижнем этаже. Инспектором классов был Лев И. Михайлевич, он же и преподаватель древних языков. Я как сейчас помню его желчное худое и злое лицо, без бороды, с маленькими черными усиками. Его очень не любили за язвительность. Помню первое мое знакомство с ним, когда я был еще в приготовительном классе. Во время одной рекреации в нижнем этаже, мой товарищ по классу Тихомиров дернул меня за нос, я в ответ дернул его сзади за ухо. Михайлевич, видевший эту сцену, подошел и, не разбирая дела, сказал мне: «Вы сегодня после классов останетесь». Я хотел объясниться, но он не пожелал выслушать меня и удалился. В первый раз в жизни я встретился с глубокой несправедливостью, и эта сцена глубоко запала в мою душу. Я знал наперед, что за этим наказанием меня ожидает еще худшее дома: за неприход домой во время и за наказание в гимназии меня ожидала высшая степень наказания, — порка.

Отец мой, как я сказал выше, был очень добрый человек, но страшно вспыльчивый и очень строгий в особенности к нам детям. Он находил, что порка есть наилучшее исправительное наказание и вдобавок приказывал самим нам приносить розги. Во избежание срама перед прислугой, я и брат всегда держали розги наготове в кровати под подушкой. Насколько я помню, последняя моя порка была, когда я достиг 12-летнего возраста.

По правде сказать, я был очень резвым и шаловливым мальчиком, и немного с ленцой. Мы с братом выдумывали у себя на дворе самые разнообразные шалости, совались не в свои дела и иногда очень сильно грубили старшим. Отец особенно преследовал неуважение к старшим, кто бы они не были За дерзость прислуге мы несли такое же наказание, как и за дерзость кому-нибудь из членов семьи. В возрасте между 9—12 годами я был в особенности изобретателен на разные шалости; и в этом отношении мне и брату помогали товарищи по гимназии, которые приходили к нам на двор для игр всегда днем, в отсутствии отца. Когда наши проказы так надоедали домашним, что нельзя было их далее терпеть, то они обращались с жалобами к отцу на наше поведение. Мы уже заранее чувствовали, что порки не избежать и думали только о том, чтобы это случилось поскорее. За то после такой порки делалось значительно спокойнее на душе, старые грехи были преданы забвению и можно было приступать к новым проказам и шалостям.

Жизнь в Москве в семидесятых годах прошлого столетия была очень патриархальная, в особенности у нас на Пресне. Ввиду того, что я и мой двоюродный брат Дмитрий были очень малы, то в гимназию и из гимназии нас провожал дворник Максим, который нес наши ранцы. Максим был здоровым мужиком, с большой черной бородой, и хотя обладал внушительным видом, но был очень недалек и по умственному развитию вряд ли очень отличался от нас. Мне приходили в голову различные проказы, и он, вместо того, чтобы остановить или урезонить, быстро соглашался с нами и являлся нашим помощником.

Перейти на страницу:

Похожие книги

10 гениев бизнеса
10 гениев бизнеса

Люди, о которых вы прочтете в этой книге, по-разному относились к своему богатству. Одни считали приумножение своих активов чрезвычайно важным, другие, наоборот, рассматривали свои, да и чужие деньги лишь как средство для достижения иных целей. Но общим для них является то, что их имена в той или иной степени становились знаковыми. Так, например, имена Альфреда Нобеля и Павла Третьякова – это символы культурных достижений человечества (Нобелевская премия и Третьяковская галерея). Конрад Хилтон и Генри Форд дали свои имена знаменитым торговым маркам – отельной и автомобильной. Биографии именно таких людей-символов, с их особым отношением к деньгам, власти, прибыли и вообще отношением к жизни мы и постарались включить в эту книгу.

А. Ходоренко

Карьера, кадры / Биографии и Мемуары / О бизнесе популярно / Документальное / Финансы и бизнес
След в океане
След в океане

Имя Александра Городницкого хорошо известно не только любителям поэзии и авторской песни, но и ученым, связанным с океанологией. В своей новой книге, автор рассказывает о детстве и юности, о том, как рождались песни, о научных экспедициях в Арктику и различные районы Мирового океана, о своих друзьях — писателях, поэтах, геологах, ученых.Это не просто мемуары — скорее, философско-лирический взгляд на мир и эпоху, попытка осмыслить недавнее прошлое, рассказать о людях, с которыми сталкивала судьба. А рассказчик Александр Городницкий великолепный, его неожиданный юмор, легкая ирония, умение подмечать детали, тонкое поэтическое восприятие окружающего делают «маленькое чудо»: мы как бы переносимся то на палубу «Крузенштерна», то на поляну Грушинского фестиваля авторской песни, оказываемся в одной компании с Юрием Визбором или Владимиром Высоцким, Натаном Эйдельманом или Давидом Самойловым.Пересказать книгу нельзя — прочитайте ее сами, и перед вами совершенно по-новому откроется человек, чьи песни знакомы с детства.Книга иллюстрирована фотографиями.

Александр Моисеевич Городницкий

Биографии и Мемуары / Документальное