Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

На другой день заводское начальство соблаговолило дать нам два тюфяка, набитых сеном, но второй кровати так и не нашлось. Что же касается питания, то с ним в Казани дело тогда обстояло много лучше, чем в столицах; рынки в Татарской республике были открыты, и крестьяне привозили в город свои излишки для обмена на необходимые им товары. Мы провели несколько дней на заводе, сделали полный экзамен всем производствам, которые часто останавливались за недостатком сырья. Попутно было нами в подробности осмотрено отвердение растительных жиров, которое было установлено Крестовниковыми еще до войны, при чем их способ несколько отличался от способа, принятого на заводах Салолина и Саломас (последний был на Кавказе около Екатеринодара). Персонал заводоуправления состоял большей частью из старых служащих, и они нам сказали, что многие инженеры и техники по приказанию белых должны были уйти с ними.

Во время моёго пребывания в Казани я свиделся с проф. Казанского Университета Арбузовым, который жаловался мне на тяжелое положение, создавшееся в Университете, и на невозможность продолжать научные исследования вследствие недостатка средств и невозможности достать необходимые препараты и аппараты из заграницы за неимением валюты.

Обратный путь нам пришлось совершать не в спальном, а в так называемом «штабном вагоне», который представлял из себя вагон третьего класса с нарами в три этажа. Мы взяли места на нижних нарах. Так как по дороге было много больных сыпным тифом, то мне приходилось быть очень осторожным, ибо я еще не имел этой болезни; Машкелейсон уже перенес тиф, и потому ему не надо было принимать никаких предосторожностей. Я имел с собой бутылку с ксилолом, которым я опрыскивал те места, где мне приходилось сидеть или лежать; кроме того я обвязал руки, ноги и шею лентами, пропитанными черной ртутной мазью’ при прикосновении к такой ленте насекомые погибали.

Наше путешествие из Казани в Москву продолжалось 4У2 дня и было также утомительно и опасно. Один раз наш поезд остановился среди поля, и паровоз отправился за двадцать километров за водой, так как иначе он не мог бы дотащить поезд до ближайшей станции. Мы простояли три часа в поле и боялись, что нас занесет снегом, потому что началась мятель. Пришлось переживать очень неприятные минуты при подобной обстановке. В наш вагон приходили самые разнообразные личности, — иногда такие, которые наводили страх на других пассажиров. Я помню, на одной станции вечером к нам вошли четыре человека, одетые в военную форму, с ружьями и револьверами, и заняли нижние нары рядом с нами. Вид у них был беглых каторжников, и судя по их разговору, они были совершенно необразованными и некультурными личностями. Старший из них во время выпивки и закуски пытался об’яснить своим товарищам, что означает название аристократ: это прозвище дается человеку, который крадет для себя, и он потому архибестия — вор, а демократ, это — человек, который крадет для рабочего народа. Подобная философия долго не давала нам заснуть, но по счастью рано утром они покинули вагон. По дороге мы запаслись разным провиантом, выменивая продукты на мыло, которое мы получили в подарок от Казанского завода из старых запасов. Нам посчастливилось провезти каждому по 20 фунтов пшенной крупы, и по большому хлебу, — конечно, потому, что мы были в штабном вагоне; у пассажиров других вагонов несколько раз делали обыски, и, конечно, все отобрали, несмотря на то, что они везли не больше, чем мы, и исключительно для пропитания своих семей.