познакомиться с Карповым. Это продолжительное общение подтвердило мое прежнее впечатление, что Лев Яковлевич хороший человек, которому можно верить и вести совместную работу. Единственным его недостатком была любовь к спиртным напиткам, которые несомненно подрывали его здоровье, хотя он никогда не манкировал и очень ревностно относился к исполнению своих служебных обязанностей. Во время этого путешествия Борис Ильич Збарский, который чувствовал, повидимому, ко мне симпатию, так как уговаривал меня взять на себя обязанность директора, очень помог мне в двух моих личных делах. Когда я ему рассказал историю моего хутора, то он посоветовал мне обратиться к Карпову за помощью, причем прибавил, что он сам ранее ему коротко расскажет об этом деле. Когда я при удобном случае начал разговор с Л. Я. о моем детище-хуторе, то он взял бумагу и написал письмо к С. П. Середе, комиссару Земледелия, в котором просил его оказать содействие о возвращении мне хутора. Он особенно охотно решил написать это письмо, так как узнал, что на хуторе живет, кроме моей семьи, также и семья моего брата, Л. А. Чугаева, который был его профессором в Московском Техническом Училище и которого он очень уважал и ценил, как большого химика. Он только что виделся с Чугаевым в Ленинграде и вместе с ним и Климовым обсуждал вопрос о судьбе Опытного Химического Завода. При этом разговоре я решился попросить Л. Я. помочь мне также в получении моих драгоценностей из Сохранной Казны. Он тотчас же откликнулся и на эту просьбу и написал письмо Чуцкаеву, который был помощником комиссара финансов. Таким образом, эта поездка в Москву была сопряжена с большими хлопотами, как по отношению моей дальнейшей служебной деятельности, так и относительно устройства моих личных дел.
После обсуждения вопроса о Центральной лаборатории было постановлено назначить меня директором, назвав ее, по моему предложению', Государственным Институтом НаучноТехнических Исследований, — ГОНТИ, — и предоставил мне самые широкие права по управлению: увольнять и принимать к я службу персонал, закрывать нежизненные отделы и открывать новые и т. п. Приказ был подписан А. И, Рыковым и председателем Научно-Технического Отдела (НТО) Н. М. Федоровским. Кроме того, мне было обещан отпуск надлежащих средств и пайков для служащих и некоторые другие льготы. Так как мое назначение директором несомненно должно было быть неприятным ее прежнему директору, Г. А. Забуд-скому, то я настоял на том, чтобы ему написали специальную бумагу, в которой, с одной стороны, благодарили его за его прежнюю деятельность, а, с другой стороны, делали его почетным и непременным членом Совета, который я намерен был сохранить при Институте для обсуждения всех научных и технических вопросов. Я просил также, чтобы помощником ко мне назначили проф. Л. А. Чугаева. Все мои пожелания были исполнены.
5-го или б-го мая я вступил в исполнение обязанностей и немедленнр собрал первый Совет Института. Нечего и говорить. что мое появление в качестве назначенного, а не выборного директора, вызвало большие неудовольствия со стороны членов старого Совета, и они не постеснялись высказать свои неудовольствия по поводу нарушения старого устава и внезапного увольнения заслуженного проф. Забудского. В особенности сильно протестовал И. А. Крылов, который был помощником директора и рассчитывал в будущем сделаться таковым. Мне передавали, что ревизия Центральной Лаборатории была назначена в результате доносов о мало продуктивной ее деятельности. Конечно, я предвидел все эти нападки, но, имея в руках такой мандат и зная хорошо состав персонала лаборатории, я предполагал, что буду в состоянии побороть все препятствия и вдохнуть живую душу в это одряхлевшее учреждение.