Жизнь одного химика. Воспоминания. Том 2

Как верно правило, что натура всякого человека познается тогда, когда над ним случится беда и он очутится в таком положении, что ему угрожают тяжелые последствия. Благородные натуры ограничиваются просьбой к своим друзьям помочь им, и предлагая меры для. своего спасения, выбирают такие, которые не могут повредить спасающему; эгоистические же натуры поступают обратно. Н. П. принадлежал к числу таких эгоистических натур, и ниже мне придется еще раз подчеркнуть эту особенность его натуры, хотя он был моим приятелем со школьной скамьи Артиллерийского Училища. Я не имел с ним никаких недоразумений при обычных условиях жизни. Когда же мне в Штабе показали анонимное письмо относительно порядков в ГОНТИ, то я почувствовал полное удовлетворение относительно моего правильного и справедливого решения. По счастью для Демидова, он по своему возрасту не мог быть командирован на фронт, и из Института был откомандирован только один инженер, Знаменский, который с большим удовольствием принял это назначение; впоследствии выяснилось, что ему удалось бежать из РСФСР.

Однажды утром управляющий делами К. А. Видин доложил мне, что меня очень хочет видеть гражданин Таганцев. Я вспомнил, что у меня был учеником студент Петроградского Университета, Таганцев, который одно время работал у меня в Лаборатории Артиллерийской Академии по ходатайству репетитора Академии Н. М. Беляева. Он был племянником г-жи Таганцевой, основавшей в Петрограде замечательную женскую гимназию, где училась моя дочь; г-жа Таганцева была близкой родственницей известного сенатора Таганцева. Когда я поздоровался с ним, то оказалось, что это был, действительно, мой бывший ученик; он об’яснил мне, что пришел ко мне за какой-то небольшой справкой. Пока наводили эту справку, Таганцев рассказал, что во время войны он был прапорщиком в 1-ой гвардейской артил. бригаде и встречался с моим сыном Дмитрием. В настоящее время он получает некоторые сведения из заграницы от своих товарищей и между прочим достал из кармана несколько номеров эмигрантской прессы и предложил мне ознакомиться с ней. Этого короткого разговора мне было достаточно, чтобы понять необходимость быть очень осторожным с этим человеком. Из вежливости я проглядел его газеты, но возвращая прибавил, что я политикой не занимаюсь и вообще очень занятой человек, давая ему понять, что аудиенция закончена.

В это самое время в мой кабинет вошел Н. П. Демидов. Когда он, знакомясь, произнес свою фамилию, то Таганцев спросил, не его ли сын был в той же 1-ой бригаде. Получивши утвердительный ответ, Таганцев попросил записать его адрес, так как он хотел бы его повидать. Думал ли Н. П. Демидов, сообщая адрес своего пасынка (сына его жены от прежнего брака и им усыновленного), что он вовлекает его в политический кружок, который находился в контакте с эмигрантскими кругами и который несомненно действовал во вред Советской власти? Через несколько месяцев Чека раскрыла деятельность этого кружка, и 21 человек, в том числе и молодой Демидов, в сентябре 1921 года были подвергнуты расстрелу без всякого суда. Возможно, что молодой Демидов не принимал никакого активного участия, но достаточно было в записной книжке Таганцева найти его адрес, чтобы подвергнуть аресту, — а потом расстрелу. Какую драму пришлось пережить и матери, и отчиму, которые были убеждены в его невиновности и собрали все доказательства, что их сын не принимал никакого участия в политических делах и был казнен совершенно невинно.