Жизнь, отданная борьбе

В Москве М. Осипов, успешно сдав экзамены, поступил в Институт красной профессуры, а потом и в Хозяйственный институт. Подтверждений последнему факту в московских архивах, включая архив Плехановской академии, нам найти не удалось (В Московской экономической академии имени Плеханова нам сообщили, что архив этого учебного заведения во время Великой Отечественной войны в результате попадания авиационных бомб дважды горел, вследствие чего многие документы были безвозвратно утеряны), однако в одном из документов, полученных нами из Государственного архива Азербайджана, говорится о том, что в 1925 году Осипов М. Б. был студентом третьего курса [7, л. 1]. Учитывая то обстоятельство, что, согласно другому архивному документу, он был зачислен, но не учился в Институте красной профессуры [8], можно с уверенностью сказать, что в вышеназванном документе из Государственного архива Азербайджана речь идет о третьем курсе Хозяйственного института. Кроме того, в семейном архиве Осиповых хранится письмо, датированное 4 февраля 1926 года, адресованное ЦК Компартии Азербайджана неким объединением под названием «Закземлячество» (очевидно, был такой земляческий союз выходцев из Закавказья в Москве), в котором говорится: «Тов, Осипов М. Б. успешно окончил Институт Народного Хозяйства им. Плеханова — дипломник» [22].

Это письмо мы еще приведем полностью, а пока попробуем ответить на вопрос, почему, по какой причине профессиональный революционер, закаленный подпольный борьбой Мадат Осипов не смог окончить Институт красной профессуры. Причиной этому было все же состоявшееся его исключение из партии по обвинению в национализме, произошедшее в период с лета 1923 по весну 1925 годов, во время его кратковременного приезда на родину, после экспрессивного, эмоционального выступления в Гянджинском комитете партии (на время учебы он оставался на партийном учете в Гяндже). Учредив автономию в Карабахе, Азербайджан провел ее границы так, что за ее пределами остались территории, веками именуемые Карабахом, включая нагорную, армянонаселенную полосу Гянджинского уезда. Против этой вопиющей несправедливости и вступил Осипов, назвав членов уездкома мусаватистами и пообещав донести заглушенный голос народа до Москвы [22]. За этот дерзкий поступок он поплатился членством в партии, и только после многочисленных жалоб был восстановлен в ней весной 1925 года [7, л. 1]. Однако время и возможность учебы в Институте красной профессуры были уже упущены.

Преследования армянских деятелей Азербайджан не прекратил и после июля 1923 года. Особо пристального внимания удостаивались люди, осмеливающиеся противостоять наступательному державному шовинизму бакинских властителей. А духовный отец азербайджанского шовинизма Нариманов в отчаянии и гневе писал 27 мая 1924 Сталину: «Нагорный Карабах под усиленным давлением Мирзояна объявлен автономной областью. При мне не удалось не потому, что я был против этой автономии, но просто потому, что сами крестьяне-армяне не хотели этого. Мирзоян за это время при помощи дашнаков-учителей подготовил почву и провел вопрос в Заккрайкоме. С этого момента отношения крестьян-армян и тюрок-крестьян резко обострились. Дальше идет вопрос о нагорной части Гянджи и т. д. В Азербайджане дашнакская политика идет вовсю» [25, 251]. Есть ли более гнусная клевета, чем эта? К счастью для Карабаха будущий отец народов не придал значения словам Нариманова, видимо, был занят более важными делами.