Жизнь Отечеству. Честь никому. Памяти адмирала Ивана Ивановича Чагина

На горизонте слева появилось четыре японских крейсера. С вахты прислали сообщить об этом, когда мы и без того заметили их через широкие окна нашей столовой. Они у нас на траверзе, прямо перед глазами. Я сидел против окна и мог все время наблюдать за ними. Сидящие спиной то и дело оборачивались. Опять достал я свою тетрадку и определил двухтрубных «Касаги» и «Читосе» и трехтрубных «Нийтаку» и «Цусиму». Заметное волнение охватило нас. Я чувствовал себя как на экзамене перед вызовом. Приходило и на мысль, что стоит одному снаряду попасть в нашу деревянную рубку, как не только от нас, здесь сидящих, но и от самого «Алмаза» ничего не останется, он сгорит как щепка. Едва ли сумеют затушить эту кучу горючего материала.

Подали шоколад (на сладкое); я уже не мог к нему прикоснуться, настолько велико было мое волнение; аппетит совершенно пропал. Не успел вестовой обнести всех, как звуки горна и барабана заставили нас сорваться с мест. По палубе забегали…

Отряд Небогатова[45], идущий в левой колонне, ближе к неприятелю, открыл огонь. Грохнуло несколько выстрелов с крейсеров. Японцы сейчас же повернули и, пустив несколько ответных снарядов, скрылись за горизонтом. Пробили отбой. Волнение наше улеглось. Большая часть кают-компании вернулась допивать оставленный шоколад. Некоторые же нашли возможным использовать время отдыха и разошлись по каютам.

Мимо «Алмаза» проплыли какие-то обломки, за ними другие… и еще. Я начал вглядываться. Плыли трапы, комингсы, щиты и тому подобное.

Тут вспомнил я слова офицеров с «Авроры» и «Нахимова»: «Адмирал не позволяет освободиться от лишнего дерева, находя это преждевременным, ну, да там будет видно, после первых же выстрелов выбросим за борт все лишнее».

В 13 ч 45 мин послышалась тревога без дробей. Вмиг очутились мы у своих пушек. Никого на горизонте. Взбежал на полубак, оттуда виднее. Обе колонны броненосцев начали строиться в кильватер. Крейсера отделились от них и вместе с транспортами склоняются вправо. «Светлана», «Алмаз» и «Урал» кладут немного лево руля. Как ни прикладываю Цейса к глазам, не вижу ни одного японца. Справа появляется «Идзуми». На этот раз «Мономах» отделяется от колонны, идет по направлению к японскому крейсеру и выпускает несколько снарядов. «Идзуми» скрывается. Головных броненосцев не видно. Силуэты концевых начинают стушевываться в тумане. До слуха донесся отдаленный гул. Мы продолжаем склоняться вправо. С напряженным вниманием смотрю в ту сторону, где, по моим соображениям, находится наша эскадра. Орудия гремят. Желтые змейки прорезают туманный покров – стреляют концевые. Огонь более отдаленных судов напоминает зарницы. Слева показалось четыре крейсера. Дым из их труб стелется параллельно палубе. Перед каждым белеет бурун. Полным ходом приближаются они к нам. Спускаюсь к своим орудиям. Комендоры стоят молча, не спуская глаз с неприятеля. Японцы собираются отрезать транспорты от броненосцев.

Ну, что же Энквист[46], – думаю я, – неужели он позволит обстреливать свои слабые концевые корабли и не бросится навстречу?» Расстояние быстро сокращается. Мочалин[47] отдает приказание открыть огонь.

Комендоры только и ждут этого. Загрохотали орудия. У одного из японцев блеснул огонек, за ним другой… Что-то со свистом пронеслось в воздухе… Я переглянулся с Поггенполем[48]. Снаряды заплескали в воде. Высокие фонтаны, выше наших мачт, стали подниматься то справа, то слева. «Не стойте здесь», – сказал мне старший офицер, проходя мимо. Я стоял, облокотившись о фальшборт, и глядел на столб воды, взмывший в кабельтове от нас.

«Носилки!» – раздалось на палубе… мимо меня пробежали четыре матроса, одетых во все белое, с носилками в руках. Среди них я заметил Ромашина. С адмиральского мостика снесли тело. Я заглянул в побелевшее лицо убитого и не узнал его. Снаряд попал в заднюю мачту, пробил и зажег топ деревянной стеньги и разорвался. Начали тушить, но брандспойты не доставали. Унтер-офицер Вихарев, невзрачный, всегда незаметный, полез на мачту. Его мало беспокоил свист снарядов. Однако потушить не удалось. Вихарев слез и вскоре обуглившаяся стеньга со всем такелажем рухнула на мостик.

«Олег» повернул к японцам. Наконец-то сообразил Энквист, что его задача охранять транспорты. За «Олегом» последовали «Аврора», «Донской», «Мономах» и весь наш отряд.

Японцы уклонились, перенесли часть своего огня на крейсеры, однако, и нас не оставляли без внимания. Наши 47-мм пушки сыплют недолетами. Палуба у нас усиленно поливается во избежание пожара. Вода переливается из стороны в сторону. На крене доходит мне до щиколоток. Сапоги промокли, но не до этого.

Когда японцы отдалились достаточно, Энквист повернул на прежний курс. «Касаги», «Читосе», «Нийтака» и «Цусима» снова начали сближаться. Опять засвистали снаряды. «Урал» бросился под защиту «Алмаза». Трус! Японцы воспользовались замешательством и сосредоточили огонь по кораблям, представляющим столь выгодную мишень. «Алмаз» дрогнул. Старший офицер сбежал с мостика, осведомляясь, «где пробоина».