Жизнь переходит в память. Художник о художниках

Вижу Лёву тех лет (периода работы в «Современнике»), одетого зимой в пальто с меховой шалью, идущей по диагонали по отвороту пальто, и в головном уборе — мужской тирольской шляпе с перышком и крошечными полями — это в мороз! Он бежит за грузовиком по площади Маяковского и поддерживает свисающую до земли декорацию спектакля, увозимую в театральные мастерские по переулку и столь любовно им охраняемую. Сам я только начинал работать в театре и сделал в «Современнике» свой первый спектакль «Третье желание» по В. Блажеку в постановке Евгения Евстигнеева.

В начале 1961 года мы неожиданно совпали на работе по оформлению балета «Клоп». Творческая инициатива исходила от Андрея Дмитриевича Гончарова, которого, в свою очередь, пригласил Леонид Вениаминович Якобсон. Спектакль предполагалось осуществить в Ленинградском государственном академическом театре оперы и балета имени С. М. Кирова. Так в то время называлась знаменитая Мариинка. Леонид Вениаминович был известен как балетмейстер-модернист — для него были тесны рамки классического балетного театра. В это время он находился на пике популярности, только что поставив балет «Спартак» в Большом театре. Андрей Дмитриевич понимал, что предстоит большая работа, и обратился за помощью к молодым художникам, которых хорошо знал и ценил. Лёва был в прямом смысле его ученик, потому что окончил Полиграфический институт, где Гончаров занимал должность ректора. Меня Андрей Дмитриевич уже приглашал для работы над панно «Москва». Я рассказывал, что мы делали его с Виктором Борисовичем Элькониным и Андреем Владимировичем Васнецовым для Всемирной промышленной выставки 1958 года в Брюсселе. Это была целая эпопея в моей жизни, когда меня, мальчика с архитектурным образованием и художественными талантами, пригласили работать в одной бригаде знаменитые художники. И я достаточно грамотно врисовывал современные новостройки, задавая правильный архитектурный ритм, в их эскиз, чтобы на заднем плане панно показать красоту нового зодчества.

Кроме нас с Лёвой, Леонид Вениаминович пригласил известную тогда молодую художницу Тату Сельвинскую для осуществления его грандиозного замысла — создания современного балета. Так что четыре наших фамилии красовались на афише театра, оповещавшей о премьере.

Работу распределили так: мы с Лёвой делали первые два акта — рисовали эскизы спальни, парикмахерской, витрин магазина, оформляли сцены свадьбы, банкета и еще ряд картин прошлого. А сцены будущего призвана была воплотить Тата. Премьера балета прошла в 1962 году с большим успехом.

Мы вели напряженную творческую жизнь: Лёва работал преимущественно в книжной графике, я — в театре. Но вечерами мы продолжали встречаться и обсуждать наши дальнейшие планы.

В 1963 году в моей жизни произошло довольно крупное событие: в Большом театре у меня состоялась премьера балета «Подпоручик Киже» Сергея Прокофьева. После в театральном ресторанчике при ВТО мы, конечно, отметили это событие компанией друзей: Лёва и Регина, его супруга тех лет, красавица-манекенщица, художники Марик Клячко и Алина Голяховская и я с Ниной Чистовой, балериной Большого театра. Все были в хорошем настроении, и я помню, как Лёва сказал мне комплимент: «Сегодня мы видели на сцене в России первый абстрактный костюм» (имея в виду костюм пера — трико на балерине, заштрихованное по бокам крупными полосками-черточками — намек на рисунок гусиного пера).

В то время начались туристические поездки за границу, и мы тоже стали мечтать поехать куда-нибудь. В конце 1964 года такая возможность нам представилась. Мы подали заявления в ВТО с намерением поехать в Италию в составе группы режиссеров и художников театра — и нас туда включили! Из хороших наших знакомых в ней оказались уже упомянутая Тата Сельвинская и Виталий Яковлевич Виленкин. Он был человек театральный, всю жизнь писал об актерах и театре и много лет заведовал литературной частью МХАТа. Меня с ним связывала уважительная дружба (он был старше меня), которая возникла с легкой руки Игоря Кваши. Мы бывали вместе у Виталия Яковлевича, разговаривали, как правило, о грядущей судьбе театра «Современник» и даже часто выпивали в конце вечера.