Жизнь переходит в память. Художник о художниках

Или прорыв в высшие духовные сферы, стремление к самому заветному, что есть для художника, к образу Александра Сергеевича Пушкина. И здесь Миша остается верен самому себе, со своим «перечнем» предметов, которые волнуют его как художника и вместе с тем заставляют волноваться и нас, зрителей, потому что через эти предметы и заоконный пейзаж мы приобщаемся к миру Пушкина. И, конечно, сам Александр Сергеевич, «застигнутый» Мишей в «минуту душевной невзгоды», приковывает наш взгляд своей оригинальной и страдающей позой. Она гипнотически действует на психику. Мы проникаемся чувствами поэта, становимся соучастниками его переживаний.

Что бы ни делал Миша, на любой его картине мы можем увидеть бесчисленные «аксессуары», работающие на образ и помогающие в его расшифровке.

Когда я вижу работы Михаила Ромадина, собранные вместе, то понимаю их общность. Все они безумно многодельны, художник не оставляет ни одного свободного места на холсте, буквально зарисовывая его до предела, и каждый штрих при этом ценен. Мне передается вера в то, что и для зрителя это так.

Маленькие штрихи к образу Миши Ромадина. Он был очень красивым человеком, широким, талантливым во всем, что делал. Хорошо играл на гитаре, увлекался джазовой музыкой и с открытой душой участвовал в наших застольях. Под красотой я подразумеваю и его внешний облик, с непокорной прической, и его сбивчивую, захлебывающуюся манеру говорить и то, как он пел под собственный аккомпанемент на гитаре сюжеты современного американского джаза. Входя в драйв, Миша «рвал» струны своего инструмента. И даже как бы выйдя из этого перевозбужденного состояния, в которое он впадал, исполняя то, что особенно ему нравилось, Миша продолжал оставаться красивым, только несколько поникшим и обессилевшим от напряжения. Я всегда любовался неукротимостью Мишиной натуры, поражался увлеченностью той музыкой, которую он исполнял. И с этой же страстью Ромадин, конечно, окунался в свое рисование, в другой поток творчества, захватывающий его.

Несмотря на большую близость между нами, так случилось, что при жизни Миши мне на глаза не попалась написанная им книга «Хаммер». В нее он включил много рассказов, так или иначе проливающих свет на его творчество. Прочитал я ее значительно позднее.

Быть может, наиболее интересным в книге для меня было начало творческой деятельности Ромадина, его становление как художника, их дружба с Андреем Тарковским. Замечательны страницы, где Миша рассказывает о поиске Тарковским специфического киноязыка — Андрей не признавал его вторичность ни перед литературой, ни перед живописью.

Миша пишет о том, что Тарковский не любил фантастику. Это кажется странным, поскольку идеей, которой они служили, был сюжет научно-фантастического романа Станислава Лема, но и Миша, и Андрей старались по возможности его «заземлить».

Несомненно, что для Тарковского в их разговорах с Мишей существовала тема «ностальгии по земле», волновавшая Андрея на протяжении всего его творческого пути, особенно во время работы над фильмом «Солярис». О том, как она отразилась в фильме, и рассказывает Миша.

Свидетельством дружбы явились портреты Андрея Тарковского, написанные Ромадиным. Миша был поглощен образом своего героя. Вот как он сам описывает один из портретов, не дошедший до нас, зрителей:

Тарковского я написал в тоннеле из красного кирпича. Он по-магритовски стоит во весь рост на фоне стены, отбрасывая на нее черную тень. Вернее, не стоит, а висит в пространстве. Стало так страшно, что я сорвал холст с подрамника и натянул новый…

С большим интересом читал я и все то, что Миша написал про встречи с Микеланджело Антониони, с Тонино Гуэррой и Лорой. Всех их я хорошо знал, и было любопытно сопоставлять Мишины впечатления со своими. Я смотрю на всех этих людей со стороны, глазами моего товарища, и мы не расходимся в их оценке, в отношении к ним. В книге мелькали более чем узнаваемые, дорогие и для меня места: Пеннабилли, Сантарканджело, провинция Романья, город Римини.

Названия американских городов, возникающие в книге, рассказывали о его многочисленных выставках. Наконец они выстраивались в моем сознании в один длинный ряд, ведь встречаясь с Мишей в Москве и слушая его рассказы о заграничных поездках, я все равно не предполагал, что выставок было так много! Перечислялись также имена дилеров: Эдуард Нахамкин, Гариг Басмаджян. Сестра Гарига Вартук сейчас руководит его галереей в Париже.

При чтении я волновался за Мишу, когда у него не хватало денег, и радовался его оптимистичной уверенности в себе, хотя все эти американские приключения я переживал вместе с автором еще при его жизни.