Жизнь Петра Великого

Посреди праздничных торжеств, с большой пышностью прошедших в городе Москве, царь не упустил возможности воздать хвалу Господу Богу, даровавшему ему столь многие победы. В это время архиепископом Сибирским стал Феофилакт [Teofilacto], и он, прежде чем отбыть к себе в епархию, явился к царю на прощальную аудиенцию[904]. Петр Великий, лучше любого географа знавший образ жизни народов, в особенности тех, что обитали на обширных просторах его империи, и слышавший, что на окраинах Сибири живут еще народы, пребывающие во тьме идолопоклонства, решил воспользоваться случаем, чтобы побеседовать с новым прелатом и призвать его приложить все силы для обращения в христианскую веру язычников, великое множество которых жило на дальних границах его епархии. На этой встрече царь говорил с таким жаром, что архиепископ, как только приехал в Сибирь, приложил все силы к обращению неверных. Из множества народов, живущих племенами вдоль берегов реки Оби [Obio] от Сибири до Ледовитого моря [Mar gelato] и пребывающих во мраке язычества, поклоняясь звездам и деревянным идолам, наиболее удобопреклонными к принятию христианства доброму прелату показались остяки [Ostiachi]. Он приступил к делу с таким рвением, посылая к ним в качестве миссионеров людей, известных святостью жизни: он и сам забрался в чащу этих ужасных лесов, что целый год покрыты снегом и льдом, и стал проповедовать слово Божье, так что в скором времени целые семьи, отбросив укоренившиеся суеверия, приняли святое крещение. Господу было угодно благословить это предприятие, и христианская вера распространилась в этих местах так быстро, что спустя пять лет царь с радостью узнал, что христианство приняло более сорока тысяч остяков, а в настоящее время число неофитов превосходит сто тысяч человек. Рвение этого иерарха и его миссионеров тем более заслуживает восхищения, что народы эти прозябают в крайней нужде, не имея самого необходимого и не зная, что такое хлеб или деньги, ловят себе осетров, довольствуются звериными шкурами в качестве одежды и жмыхом в качестве пищи.

К концу февраля царь из Москвы переехал в Петербург[905], где, собрав корпус в двадцать четыре тысячи солдат[906], направил его осаждать Выборг[907], Так как у этого города, столицы Карелии, имелся также очень удобный порт в Финском заливе, царь одновременно послал для его осады флот под командованием адмирала Апраксина, вместе с которым отправился и сам ради блокады города с моря такой же плотной, как с земли — сухопутные войска[908]. Осажденные продолжали обороняться вплоть до 12 июня, когда силы для сопротивления иссякли и они стали договариваться о капитуляции[909]. Капитуляция была им дарована, и гарнизону было дано право покинуть город с оружием и обозом и переправиться в Стокгольм, а протестантскому духовенству и жителям была гарантирована свобода вероисповедания. Когда же наступил момент принять капитуляцию, адмирал Апраксин приказал арестовать солдат гарнизона, объявив, что они «останутся военнопленными, потому что, хотя царь обыкновенно и не изменяет своему слову, теперь он чувствовал себя вынужденным поступить именно так, чтобы отплатить шведам, трижды нарушившим обычаи, которые среди христианских народов принято соблюдать даже по отношению к врагам: 1) когда к шведским судам подошло русское судно под белым флагом, чтобы провести переговоры об обмене нескольких московитов, содержащихся в плену в Швеции, на шведских пленных, содержавшихся в России, шведы, задержав судно вместе с экипажем, изодрали флаг Его Царского Величества[910]; 2) в Стокгольме был, вопреки обычаям христианских государей, арестован посол Хилков [Chilcof][911], а имущество его было конфисковано. Царь отпустил шведского посла при условии, что в ответ будет отпущен его собственный посол, однако Хилков остался под арестом[912]; 3) когда была объявлена война, в Швеции были арестованы все российские купцы, а все их имущество было конфисковано: им не было дано времени, чтобы покинуть страну, и они были осуждены на тяжелые работы, словно рабы, и многие из них умерли от переутомления и голода[913]»[914]. Граф Апраксин объявил, что, когда шведское правительство исправит положение по этим трем вопросам, гарнизону будут предоставлены все те права, которые были им обещаны. Несмотря на это, было позволено раненым офицерам, а также вдовам и детям убитых солдат уехать, куда они хотели, взяв с собой все свои пожитки[915].