Жизнь пяти

У Скейлера был план. Отчаявшись в своих поисках сертэ, он решил позволить своим врагам самим принести кинжал ему, принести, несмотря на все риски, в расчете что лишь такой могущественный артефакт будет способен уничтожить его, великого, опасного мага. И надежды короля оправдались, они пришли: магистр с учениками и на удивление многочисленными, преданными сторонниками. Одним весенним днем они ворвались в город, во дворец, в покои. Они добрались до него, они направили на него сертэ, и когда клинок пронзил незащищенную плоть короля, когда они слились воедино – сертэ и маг вещей, свершилось то, чего так сильно и так правильно опасался магистр Йорман. Баланс пошатнулся, и параллели, не сдерживаемые больше ничем, устремились друг к другу. Сквозь смертельно раненное темным металлом живое тело дейро, сквозь соединяющую их магию, они начали сближаться.

Однако магии требовалось время, а Скейлеру хотелось жить или по крайней мере попытаться выжить.

Король понимал, что при точном ударе, а у его врагов вряд ли дрогнет рука, сертэ убьет его тело очень быстро, почти мгновенно, а значит ему предстояло придумать, как замедлить или вовсе нейтрализовать этот процесс. И он нашел выход.

Встретив однажды академика Мары Кассу Альмантарэ, познакомившись более внимательно с ее выдающимися трудами магии кадейро, выцепив из Аргрона неизвестного никому Нила Фильмина с его прекрасным, внезапно открытым и на первый взгляд бесполезным на практике заклинанием преобразовании энергии, подтолкнув его исследования в нужном для себя направлении, король придумал, как выжить даже после удара сертэ. Все оказалось просто. Магия Кассы позволяла обойти эффект Морка-Тира, которым сертэ убивал тело, а вышки Фильмина обеспечивали заранее спроецированные самим Скейлером заклинания необходимым иктумиальным потенциалом, будто своеобразные, бесконечные петли Морка101. И магистр не мог даже сейчас не восхищаться этим изобретательным ходом.

Однако, к сожалению или счастью, Скейлер не учел одного. Несмотря на то, что он знал о возможности ситенарного сдвига от магии сертэ и был готов к нему, он не предположил, что сдвиг может быть настолько сильным, что фактически перестанет быть сдвигом по своей сути.

Когда сертэ пронзил его сердце, когда магическая параллель начала изменяться, не просто возвращаться к своему равновесному состоянию, нейтрализуя тем самым избыточный имтариальный потенциал102, а наоборот принялась, накапливая, аккумулировать его в себе, как бы постепенно трансформируясь во что-то совершенно иное, колдовать по-старому стало практически невозможно, и петли короля просто-напросто схлопнулись, вмиг потеряв сродность вторичным аллорам103, и, конечно, не смогли вновь обратиться к ним, поскольку не имели собственной ситенары.

Элементарная теория магии, первый год университетского курса, в поистине экстраординарных условиях.

И, увидев это, Скейлер предсказуемо осознал, что ему не выжить. Однако вместе с тем, он понял, что был прав. И отчаянно возжелал сохранить свое знание.

Это удивительно насколько способным, насколько умелым может стать маг, когда впереди него великая цель!

В ходе своих многолетних изысканий Скейлер научился творить до этого недоступные, невообразимые вещи. И перед лицом собственной смерти он…

Нердан Йорман до сих пор плохо понимал, что случилось.

… он как-то сумел спасти его, исцелить страшные, смертельные, физические раны, а, главное, поделиться бесценным знанием, дать ему в руки конец тонкой нити, обозначить путь, по которому магистру предстояло пройти дальше самому в смятении и одиночестве. Путь, цель которого была известна, путь, цель которого, цель Скейлера и, возможно, даже сертэ – есть слияние параллелей.

Однако захочет ли магистр следовать этому пути?

Тонкие губы трогает легкая улыбка.

Пока он не знал ответа. Заходя в покои короля, Нердан Йорман твердо выступал против этого, он пришел чтобы предотвратить это. И сделал, не сомневаясь, не колеблясь, что должен был. А теперь… теперь он понял, как многое, оказывается, упустил, теперь он своими глазами видел то, что заставило его нерушимую прежде уверенность пошатнуться. Не гипотезы, ровными строками начертанные на бумаге, не слова, в спорах и дискуссиях брошенные в воздух с трибуны, а факты. Эмпирический опыт, своим существованием опровергавший его собственную, стройную теорию и теорию воспитавшей его северной научной школы.

Сейчас магистра Йормана интересовало лишь одно. Как, каким образом Скейлер за несколько десятков лет понял то, что они, маги, в своих университетах и академиях не смогли осознать за долгие-долгие годы. Какие книги он читал, что видел, что слышал, с кем разговаривал. Он отчаянно хотел узнать это, проследовать от начала до самого конца за ходом витиеватой мысли своего без сомнения выдающегося и гениального оппонента.

И лишь потом, быть может, через многие арки, разобравшись, он наконец решит, сумел ли Скейлер, даровав ему жизнь, даровав ему безграничное время, переубедить его. И готов ли он сам вступить на тот же путь…

А пока…