Жизнь пяти

Она умирала и знала это. Умирала, как и желала. В своем богатом доме в престижном квартале Мирана тихим прекрасным вечером. Посреди боготворящих, превозносящих ее людей. Умирала в почете и довольствии, в комфорте и безопасности, умирала от старости: спокойно и мирно, как редко умирают герои. Умирала, зная, что ее никогда не забудут. Умирала, изменив мир. Умирала, воплотив все свои мечты. Умирала, не уронив честь рода и не забыв заветы родителей.

Умирала, растеряв друзей. Умирала, предав идеалы. Умирала, в обмане и лжи. Умирала, не чувствуя рядом того, на чье лицо хотела бы взглянуть в последний раз. Умирала, уходя в пустоту. Умирала, сожалея. Умирала, тоскуя. Умирала…

Умирала, как и спустя несколько лет умирал Митар, не зная, кто он есть и как стал таким.

4

По щекам Курта заструились скупые, соленые слезы, приятно пощипывающие сухие, впалые щеки. Ривин аккуратно сжал его тонкую, практически прозрачную ладонь с длинными, уже непослушными, холодными пальцами и улыбнулся, Вала по другую сторону узкой кровати, на которой лежало его неподвижное, незнакомое, сжавшееся, ссохшееся тело, тоже улыбнулась, мягко и одновременно задорно, ласково и с удивительными, его любимыми, лучистыми искорками в глубине красивых, серых глаз. Он чувствовал их тепло, тепло верных друзей, чувствовал влажные капли слез, размеренно падающие на его тонкую, прозрачную кожу, чувствовал ветер, наполняющий комнату сквозь распахнутые настежь окна. Такой мягкий, жаркий, душный, вдруг в одночасье обернувшийся для него знакомым, резким, колючим, холодным и родным. Сердце последний раз глухо ухнуло в груди. И Курт без страха, с облегчением и благодарностью закрыл глаза…

Он стоял там на широких ступенях уходящей вверх лестницы, и альстендорфский ветер яростно и ласково трепал его волосы. Впереди – темно-серый, шероховатый камень древних стен, спрятавшихся за пушистыми рядами покачивающихся великанов-сосен, позади – родители. Мама улыбается и плачет, отец мягко поддерживает ее своими сильными, крепкими, загорелыми руками, поднимает уже лысеющую голову, его глаза наполнены сдержанной гордостью за сына. И для Курта нет большей награды, чем это взгляд. Он улыбается им в ответ, улыбается в последний раз и отворачивается, навсегда оставляя их в прошлом.

Теперь ему пора идти, его ждут друзья, его ждет жизнь…

Митар, Вала, Зира, Дир – они все тут, на ступенях, смотрят на него. Раскрасневшиеся, молодые и загорелые после летних каникул. Растрепанные ветром волосы Дира торчат в разные стороны, тонкие губы Зиры растянулись в приветственной улыбке, Вала хлопает в ладоши, а в темной, бездонной глубине глаз Митара теплится загадочный, задорный огонек, и, браза, Курт может поклясться, что отдаст все, лишь бы узнать витающие в этой сумасшедшей, миранской голове мысли.

Они берутся за руки. Крепко, цепочкой, один за другим. Переглядываются: восторженно и настороженно, с опаской и любопытством, неуверенно, с надеждой, будто спрашивая друг у друга: готовы ли они, способны ли, смогут ли… И кивают, одновременно: улыбаясь и смеясь, жадно набирая в легкие осенний, пахнущий прелыми листьями и еще теплым, томно мягким солнцем воздух, а затем делают шаг вперед, вверх по широким, каменным ступеням уходящей в неизвестную даль университетской лестницы…

5

Белый снег. Темный камень. Лазурь неба. Пики Ижгира.

Лицо. Светлые, холодные глаза. Высокая фигура.

Он смотрит. Вдаль горной долины.

Еще одно орудие магии. Еще один носитель тайны.

Человек. Маг. Бессмертный?

Кто он?

Эпилог

Первые лучи восходящего солнца золотисто-желтого, с белым центром и красно-оранжевой окантовкой, медленно-медленно появляющегося из-за неровной полосы собранного острыми темными пиками горизонта. Мягкие, расходящиеся, теплые конусы света, осевшие в долине пепельно-синие, с лиловыми боками облака тумана, темные проломы каменных, холодных скал, голубоватые тени на снежных пиках. Прохлада и безмолвие одинокого горного дома, скрытого от мира в череде неприступного кольца хребтов Ижгира. Влажный, белый, клубящийся пар над зеркальной поверхностью ароматного, обжигающего чая.

Этой ночью удивительно тихой, наполненной лишь сумраком и мерцающим светом далеких звезд, приятные грезы вновь обошли стороной его утомленный, уставший разум, оставив вместо себя лишь привычный кошмарный сон, который однажды почти стал явью. Сон, где он, проткнутый ледяными остриями тонких копий, поверженный и безгласный, задыхаясь, умирает в темных покоях королевского замка.

И каждый раз, просыпаясь в липком поту после очередной собственной смерти, Нердан Йорман тихо напоминает себе, что выжил. Будто реальность не способна сама убедить его глаза, будто еще свежих, не затертых памятью воспоминаний недостаточно для его разума, будто он уже успел позабыть, что король спас его.

Горячий глоток приятно согревает пересохшее горло, разливаясь живым теплом по скованному мыслями телу.