Читаем Жизнь по-американски полностью

По мере того как мы с Нэнси входили в новый образ жизни, она еще раз доказала, что прежде всего является прекрасной и заботливой хозяйкой. Поскольку Белый дом принадлежит всем американцам, Нэнси считала, что он должен быть самым красивым в стране, и поставила себе задачу сделать его таким. По-моему, ей это удалось. Она начала с огромного Центрального зала на втором этаже, куда выходила наша гостиная. Когда она приступала к работе, изумительные люстры освещали давно потускневшие стены и поблекшие, выцветшие ковры. Это прекрасное помещение требовало незамедлительного обновления. То же относилось и к другим комнатам Белого дома.

С помощью нашего старого приятеля декоратора Тэда Грейбера Нэнси решила в первую очередь воссоздать утраченную красоту Центрального зала. Она позаботилась о том, чтобы полы были отциклеваны и заново натерты — впервые за тридцать лет. Также — впервые более чем за пятьдесят лет — двери из красного дерева были вновь облицованы, были постелены новые ковры, заново окрашены стены, а некоторые оклеены привлекательными обоями. Результат оказался просто потрясающим. Потускневший зал превратился в прекрасно обставленную гостиную со сверкающими люстрами. Но это было только начало: со временем практически каждая комната стала нести на себе отпечаток хорошего вкуса и решимости Нэнси сделать Белый дом самым красивым домом в Америке.

Налогоплательщикам это не стоило ни цента. Она собирала деньги у американцев, разделявших ее мечту о том, чтобы вновь вернуть Белому дому его былую красу. И персонал тоже стал помогать ей. Началось что-то вроде охоты за ценностями: порывшись в памяти, ветераны обслуживающего персонала рассказывали ей о предметах мебели, зеркалах, картинах и других вещах, некогда украшавших Белый дом, а теперь пылившихся по закоулкам в хранилищах Вашингтона; Нэнси искала и привозила лучшее. Так, например, она нашла бесценный антикварный восьмиугольный столик английской работы, подаренный Белому дому при президенте Джоне Ф. Кеннеди, который был скрыт под слоем пыли в одном из зданий, используемых правительством под хранилище.

Никогда не забуду, как мы однажды обедали вдвоем, и официант, проработавший более тридцати лет в Белом доме, поставив перед Нэнси тарелку и слегка повернувшись, обвел взглядом Центральный зал. "Теперь все это снова начинает походить на Белый дом", — сказал он тихо.

Некоторые средства массовой информации критиковали Нэнси за ее деятельность по обновлению Белого дома. Я никогда не соглашусь с этим. Они пытались создать впечатление, что Нэнси расточительна и тратит огромные средства из общественных фондов на ненужные изменения и новую мебель, в то время как вся эта мебель фактически возвращалась из хранилищ или же покупалась на пожертвования от частных лиц, а не на деньги налогоплательщиков.

Классическим примером может быть новый фарфоровый сервиз, заказанный специально для Белого дома. Часто для официальных обедов необходимо было накрыть стол, когда количество гостей намного превышало сто человек. В этом случае обслуживающий персонал говорил Нэнси, что сервизной посуды недостаточно, что-то было разбито, что-то унесено в качестве сувениров самими гостями. И поэтому, когда собиралось много народу, приходилось использовать разрозненные наборы фарфоровых сервизов. Зная это, Нэнси приняла в дар — специально для Белого дома — новый фарфоровый сервиз, состоящий из 4372 предметов стоимостью около 200 тысяч долларов. Но налогоплательщики не заплатили ни цента; он был куплен фондом Кнаппа и передан в дар Белому дому. И все-таки некоторые по-прежнему утверждают, что она купила его. Это самая настоящая критика, косвенным путем направленная и в мой адрес.


Одной из комнат Белого дома, преобразившейся благодаря хорошему вкусу Нэнси, был Овальный кабинет; его перекрасили, сделали новые полы, заменили ковры. А я повесил там портрет Калвина Кулиджа[30].

Я всегда считал, что его очень недооценивают. Ни его внешность, ни стиль не обладали какими-то бросающимися в глаза чертами, он спокойно делал свое дело. Он стал президентом после первой мировой войны, по окончании которой страна имела огромные долги, но вместо того, чтобы поднять налоги, он сократил налоговые ставки, и доходы правительства увеличились, что позволило ему избавиться от послевоенного долга и доказать, что принципы ибн Халдуна о том, что меньшие налоговые ставки означают большие доходы от налогов, верны и в современном мире.


Перейти на страницу:

Похожие книги

«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»
«Ахтунг! Покрышкин в воздухе!»

«Ахтунг! Ахтунг! В небе Покрышкин!» – неслось из всех немецких станций оповещения, стоило ему подняться в воздух, и «непобедимые» эксперты Люфтваффе спешили выйти из боя. «Храбрый из храбрых, вожак, лучший советский ас», – сказано в его наградном листе. Единственный Герой Советского Союза, трижды удостоенный этой высшей награды не после, а во время войны, Александр Иванович Покрышкин был не просто легендой, а живым символом советской авиации. На его боевом счету, только по официальным (сильно заниженным) данным, 59 сбитых самолетов противника. А его девиз «Высота – скорость – маневр – огонь!» стал универсальной «формулой победы» для всех «сталинских соколов».Эта книга предоставляет уникальную возможность увидеть решающие воздушные сражения Великой Отечественной глазами самих асов, из кабин «мессеров» и «фокке-вульфов» и через прицел покрышкинской «Аэрокобры».

Евгений Д Полищук , Евгений Полищук

Биографии и Мемуары / Документальное
Идея истории
Идея истории

Как продукты воображения, работы историка и романиста нисколько не отличаются. В чём они различаются, так это в том, что картина, созданная историком, имеет в виду быть истинной.(Р. Дж. Коллингвуд)Существующая ныне история зародилась почти четыре тысячи лет назад в Западной Азии и Европе. Как это произошло? Каковы стадии формирования того, что мы называем историей? В чем суть исторического познания, чему оно служит? На эти и другие вопросы предлагает свои ответы крупнейший британский философ, историк и археолог Робин Джордж Коллингвуд (1889—1943) в знаменитом исследовании «Идея истории» (The Idea of History).Коллингвуд обосновывает свою философскую позицию тем, что, в отличие от естествознания, описывающего в форме законов природы внешнюю сторону событий, историк всегда имеет дело с человеческим действием, для адекватного понимания которого необходимо понять мысль исторического деятеля, совершившего данное действие. «Исторический процесс сам по себе есть процесс мысли, и он существует лишь в той мере, в какой сознание, участвующее в нём, осознаёт себя его частью». Содержание I—IV-й частей работы посвящено историографии философского осмысления истории. Причём, помимо классических трудов историков и философов прошлого, автор подробно разбирает в IV-й части взгляды на философию истории современных ему мыслителей Англии, Германии, Франции и Италии. В V-й части — «Эпилегомены» — он предлагает собственное исследование проблем исторической науки (роли воображения и доказательства, предмета истории, истории и свободы, применимости понятия прогресса к истории).Согласно концепции Коллингвуда, опиравшегося на идеи Гегеля, истина не открывается сразу и целиком, а вырабатывается постепенно, созревает во времени и развивается, так что противоположность истины и заблуждения становится относительной. Новое воззрение не отбрасывает старое, как негодный хлам, а сохраняет в старом все жизнеспособное, продолжая тем самым его бытие в ином контексте и в изменившихся условиях. То, что отживает и отбрасывается в ходе исторического развития, составляет заблуждение прошлого, а то, что сохраняется в настоящем, образует его (прошлого) истину. Но и сегодняшняя истина подвластна общему закону развития, ей тоже суждено претерпеть в будущем беспощадную ревизию, многое утратить и возродиться в сильно изменённом, чтоб не сказать неузнаваемом, виде. Философия призвана резюмировать ход исторического процесса, систематизировать и объединять ранее обнаружившиеся точки зрения во все более богатую и гармоническую картину мира. Специфика истории по Коллингвуду заключается в парадоксальном слиянии свойств искусства и науки, образующем «нечто третье» — историческое сознание как особую «самодовлеющую, самоопределющуюся и самообосновывающую форму мысли».

Р Дж Коллингвуд , Роберт Джордж Коллингвуд , Робин Джордж Коллингвуд , Ю. А. Асеев

Биографии и Мемуары / История / Философия / Образование и наука / Документальное
Достоевский
Достоевский

"Достоевский таков, какова Россия, со всей ее тьмой и светом. И он - самый большой вклад России в духовную жизнь всего мира". Это слова Н.Бердяева, но с ними согласны и другие исследователи творчества великого писателя, открывшего в душе человека такие бездны добра и зла, каких не могла представить себе вся предшествующая мировая литература. В великих произведениях Достоевского в полной мере отражается его судьба - таинственная смерть отца, годы бедности и духовных исканий, каторга и солдатчина за участие в революционном кружке, трудное восхождение к славе, сделавшей его - как при жизни, так и посмертно - объектом, как восторженных похвал, так и ожесточенных нападок. Подробности жизни писателя, вплоть до самых неизвестных и "неудобных", в полной мере отражены в его новой биографии, принадлежащей перу Людмилы Сараскиной - известного историка литературы, автора пятнадцати книг, посвященных Достоевскому и его современникам.

Альфред Адлер , Леонид Петрович Гроссман , Людмила Ивановна Сараскина , Юлий Исаевич Айхенвальд , Юрий Иванович Селезнёв , Юрий Михайлович Агеев

Биографии и Мемуары / Критика / Литературоведение / Психология и психотерапия / Проза / Документальное